Оставила его одного, обещав через пару минут прийти. Он решил пока не раздеваться и не перекладываться в кровать, а то мало ли что, она еще задумала. Ушла она озабоченная какой-то проблемой, словно неожиданно вспомнила. Именно какой он стыдливо понял, когда она принесла туалетное большое ведро. У него глаза чуть из орбит не выползли, когда он увидел ее с ведром.
- Юль, не надо! – громко прошептал он.
- Кондрат, прости за нескромный вопрос, а ты писать куда будешь ночью? В окно или в цветочный горшок?
- Я потерплю до утра… Блин, Юль, как неудобно с этим… - он покраснел. Черт, вот как с туалетным ведром, которое она будет выносить, налаживать потом романтические отношения? – Унеси, пожалуйста.
- Мальчики мои писают в ведро, чтоб не бродить ночью, тем более со второго этажа. Ничего страшного не происходит, это жизнь, Кондрат.
- Юль, я не твой сын! Ты даже не представляешь, как мне сейчас не по себе…
- Я все сказала! Кондрат, попробуй только еще раз поспорить со мной! – грохнула она ведром возле его кровати. – Спокойной ночи! – и вышла из комнаты.
Он долго не мог уснуть с неприятным ощущением, что его поставили в дурацкую ситуацию. Все равно, чтобы она подглядывала, как он в туалет ходит, ну была же хоть какая-то грань, недоступных для других глаз интимных вещей. А он весь на виду, со всеми своими проблемами в чужом доме. А если он ночью не пописает в ведро, интересно, она еще больше разозлиться?
***
Юля не могла никак уснуть, ворочалась с боку на бок. Она легла в большой комнате на первом этаже, завтра маму с тетей рано надо везти к электричке. Пешком тоже недолго до станции, но не на столько же они поругались вечером, чтобы совсем перестать общаться. И она верила, что они смирятся с присутствием Кондрата в ее жизни. Не сразу, конечно, Юля знала, старший матриархат в семье еще никто не отменял. Она и сама скоро станет такой, бескомпромиссной.
Только, вот в качестве кого они будут принимать в семью? В качестве ее лучшего друга или в качестве мужчины, претендующего на ее сердце. Она все дни не приезжала к нему до этого, пытаясь проанализировать, какие чувства он у нее вызывает? Готова ли она простить? Пусть, кто-то скажет, что она на глупость обиделась, но в развитии их отношений он допустил огромный косяк.
Давно мужчина не вызывали у нее такого количества будоражащих разум и тело чувств. Смятение, желание, перепады настроения от плясать до поплакать. Умудрился даже на дикую ревность ее спровоцировать. Понимала, что ведет себя по-детски, переняла манеры поведения у Кондрата. Не зря говорят, с кем поведешься…
Она пыталась ответить себе честно на один архиважный вопрос: что испытывает к этому несносному ребенку тридцати пяти лет, кроме сострадания, щемящей нежности, привязанности и физического влечения? Они бы уже давно преодолели «дружеские» отношения, если бы не эта тетка с прелестями напоказ. Юля была не против секса с ним, в ту ночь они незаметно и легко преодолели барьер, чувство неловкости и смущения.
А сейчас несносный гаденыш Кондрат выворачивал душу своими признаниями в любви. Вот как он умеет это делать? Смотрит необыкновенными небесными глазищами, приникающими в самую душу, и она уже в плену его слов и эмоций. Он ранимый, душевный, искренний, как его можно обидеть? Но идти на поводу у него не хотела, уступая во всем.
Больше она не бегала за мужчинами, не смотрела им в рот, ловя каждое слово, как было в глупом подростковом детстве. Теперь она все решает сама. С этим и уснула.
Глава 12
ГЛАВА 12
Утром она отвезла маму с тетей на станцию электрички и бодрая вернулась к себе на участок. Зина готовила завтрак, а сыновья в пижамах крутились вокруг нее. Стасик ныл, что не хочет кашу, ему подавай шоколадные шарики с молоком. А Даня, поглядывая на закрытую дверь теперь уже Кондратовой комнаты, требовал разбудить дядю, у него к нему были срочные вопросы. А вот сам Данька еще не решался идти в атаку на нового друга мамы, а вдруг прогонят?
- Юля, он еще спит. – прошептала Зиночка, кивнув на комнату. – Разбудишь его на завтрак? Даня меня уже замучил, если честно, иди, буди дядю, иди буди…
- Сейчас посмотрю. – Юля направилась в сторону комнаты, когда услышала возбужденный шепот Зиночки.
- Юля, я рада, что мы одни с тобой остались… Ну, ты понимаешь… - смутилась она.
Юля понимающе кивнула сестре. Зина, можно сказать, впервые вырвалась из-под болезненной опеки своей бескомпромиссной мамочки.