Выбрать главу

Леша вступал в разговоры редко, только если к нему обращались с вопросами. Помогали кормить и менять утку, что еще больше унижало. Он только мрачно задавал себе вопрос, какого хрена он так хотел выжить? Чтобы остаться прикованным к кровати мыслящим овощем на всю жизнь? За что он боролся? И новости о Кондрате не утешали: тот был на грани, и врачи не были уверенны в исходе нескольких операций. Слишком тяжелые травмы, расползающаяся гангрена – все это не оставляло возможности спасти конечности. И как неизбежность, ампутация.

К нему вовсю шастало армейское руководство, доводя до белого каления своими допросами: как попали в плен, как погибли товарищи, как они спаслись, откуда он, не зная дороги, вышел на своих? И так несколько раз, для нескольких лиц, начальство от раза к разу прибывало все выше по званию. Потом один из тучных генералов, сочувственно похлопав по руке, сказал:

- Парень, молодец, что выжил. Готовься получить награду. На тебя уже подали…

Лешка хотел плюнуть ему в лицо, но сдержался. К черту медали и звездочки, его больше волновал вопрос, почему их бросили там умирать? Почему не пытались спасти, а накрыли весь лагерь шквальным огнем, обрекая всех на смерть? Где спасательная операция? Артиллерийский обстрел вместо захвата лагеря с боевиками?

Через несколько дней Лешка смог вставать. Даже выносил планы сбежать из чертовой богадельни, называемой военным госпиталем. Мысль, что Кондрат еще в реанимации, его останавливала.

Кондрат выжил, несмотря на полученные раны. Богатырское здоровье давало шанс на жизнь. Его перевели из реанимации, и Лешка стал к нему ходить. Они почти не разговаривали, сидели молча, смотря в разные стороны. Лешка обычно рассматривал унылый пейзаж за окном, Кондрат смотрел на свои обрезанные культи, и беззвучно плакал. Злился на свою слабость, утирал огромной ладонью сопли под носом, и прогонял друга из палаты.

Потом обоих перевели в Москву, где они долечивались. Тут все и началось: рвущиеся журналисты, которых разрешило пустить начальство, решившее поведать стране о совершенном им подвиге. Торжественное вручение наград и ему, и Кондрату. Медали прожигали грудь насквозь. Как он их не выкинул в тот же день, он не помнил, но желание такое было. Никто не понимал, почему он не считает себя героем, прогоняет журналистов и вообще гонит всех, кто пристает с глупыми расспросами.

Они что не понимали: жизнь потеряла смысл. Ради чего все это? Как жить дальше?

Мысль о том, что Кондрату еще хуже, и его нужно поддержать, останавливала от необдуманных поступков. А они его посещали, эти мысли, покончить сразу со всем и не мучиться дальше.

И еще родственники. Их разрешили навестить в госпитале, уже в Москве. Когда он увидел свою любимую бабушку, заглянул ей в глаза, понял, что не может лишить себя жизни и умереть раньше нее.

Кондрата навещала мама и девушка Марина, та самая, что ждала из армии. Отца у Кондрата не было, родители развелись давно, когда он был маленький. Папаша сгинул где-то на просторах необъятной Родины. Его никто не искал, даже ради алиментов, мать сама его вырастила, в одиночку, преодолевая все трудности.

Когда его мать, Людмила Петровна Кондратьевна, узнала, кому обязана спасением сына, то рухнула на колени перед Лешей, и, захлебываясь слезами, благодарила, пытаясь целовать руки. Лешка руки целовать не давал, пытался ее успокоить, поднять с пола.

- Господи, спасибо тебе! Лешенька, спасибо за сына… - она мотала головой, раскачиваясь из стороны в сторону. – Я никогда не забуду…

А ему хотелось провалиться сквозь землю. Он был не в силах поднять бьющуюся в истерике мать Кондрата, упал на колени рядом с ней, и бережно обнял. Марина, стоявшая рядом с ними, рыдала в голос.

***

Кондрата выписали из госпиталя намного позже.

Он стал совсем невыносимый. Орал дома на мать по любому поводу, изводя своими придирками, или просто лежал на кровати без движения, уткнувшись носом в стену. То отказывался от еды, то требовал луну с неба.

Верная Марина, ждавшая его из армии, не выдержала и ушла из его жизни насовсем. Плакала, пыталась что-то объяснить Леше, искала для себя оправдание. Ему было противно от истеричной Марины, и безумно жалко Кондрата.

- Пойми, я так больше не могу! Он стал другим… - верещала Марина на лестничной клетке, куда он ее выволок, чтобы Кондрат не услышал ее вопли.

- Что ты мне это рассказываешь? Ему объясняй. Ты его бросаешь, а не меня! – рычал Лешка.

- Не могу ему! Ты ему сам скажи! Я его любила, но больше не могу так.

- Дура, ему сейчас ты необходима, как воздух! Он выжил, ему нужно время. Потерпи, если любишь его…