— Так, кто тут из вас Ностра, именуемый Сонным, ты, да? — на освобождённый Близнецом край стола уселась Нуна, столь же длинноногая, короткостриженая и лихая, разве что несколько более рыжая, чем братец. — Давай, рассказывай, чего ты там про нашего Айно-Прогульщика приснил?
— Так, это… господин наставник… не велел! — хлопнул честными-пречестными глазами Ностра.
Близнецы переглянулись.
— А за леденец? — коварно предложила Нуна. — Сама плавила!
И продемонстрировала насаженную на палочку фигурку чистейшего медового цвета. Вылитый кракен Нотты-Охранительницы — пасть раззявлена, щупальца во все стороны.
Ностра тяжко вздохнул.
— Но ведь не велел! — И самоотверженно, во имя великой дружбы, предложил: — Вы лучше Чанхеля спросите, он всё слышал, честно-честно!
— И Чанхеля спросим! — пообещала Нуна, помахивая кракеном-на-палочке. — Но нам твой сон нужен, а не этого проглота, ему, небось, вчерашние пирожки Мию-Мию всю ночь снились.
Чанхель отчётливо так, тоскливо сглотнул. Пирожки у хранительницы Приютских припасов выходили и впрямь отменные, главное только, чтобы Мию-Мию была в хорошем настроении, а то такое могла налепить — Номосу мало не покажется! Пирожки с потрохами ножезуба — ещё ладно, можно отплеваться тихонечко, в конце концов, а если со взрывающимися семенами имши?..
— Ну? Леденец хочешь — или сама сгрызу?
Ностра вздохнул и посмотрел на Чанхеля.
Чанхель вздохнул и посмотрел на Ностру.
— Два леденца, — наконец, потребовал Ностра. — И горсть засахаренных ягод анохи после ужина, я на кухне ви… то есть, сон мне на днях приснился вещий, что сегодня за ужином их дадут!
— Ну так вам дадут — вы и берите!
— Так мы возьмём, — заверил Чанхель. — Но у нас же всё сразу съедят — и на ночь ничего не останется…
— Вымогатели, — с восхищением произнесли близнецы хором, переглядываясь.
— Эй, к нам наставник Маки-Велли идёт! — предупредила Тика, отвлекаясь от своего загадочного механизма. Она уже успела его наполовину раскрутить и теперь сгребала детали и шестерёнки себе в бесчисленные карманы, чтобы собрать обратно на досуге.
Близнецы резко засобирались по своим делам, леденец-кракен быстренько перекочевал Ностре, а второго пообещали вручить после обеда — тогда Ностра свой сон во всех подробностях и расскажет, а пока пусть припомнит все детали.
— Что за чудище, где, когда, как солнце светило, может, это вообще ещё не слу… ой, здрасте, господин наставник, до свиданья, господин наставник, Ностра, не забу-удь!
…Обещанное «после обеда» растянулось почти до самого ужина, потому что беды и проклятья — это, конечно, хорошо и приятно разнообразит скучные ученические будни, но ежедневные обязанности, поручения и уроки никто не отменял.
— Значит, огромная длинношеяя тварь вида доселе неизвестного, но крайне зловещего и с во-от такенной пастью выскочила из воды, набросилась на Айно и утащила на дно морское, — подвёл итог Нино, выслушав наконец обстоятельный, но крайне сбивчивый рассказ Ностры.
Сны — материя тонкая, не так-то просто спустя полдня пересказать картинку, что меняется каждое мгновенье, а вокруг всё страшно, плохо, соседи храпят и голодные ику-тулсу, чем-то похожие на Чанхеля, на горизонте сна в стаю сбиваются.
— Ну, это… вроде того!
Нуна с Нино переглянулись.
— Чудовище вида ужасного схватило Айно прек… несчастного, — загробным голосом продекламировала Нуна, чуть запнувшись на описании Айно, и даже, кажется, слегка порозовев.
Но, наверное, это всем показалось в тусклом свете подвешенного где-то под потолком вечного светильника.
— Чудовище вида несчастного схватило Айно ужасного! — нараспев подхватил Нино, пихая сестру локтем в бок. — Слушай, Ностра, а ты точно ничего острого за ужином не ел? А то я как наемся лепёшек с тем ядрёным соусом, так вечно всякое разное снится!
— Дар от лепёшек не зависит, — возмутился Ностра. — Это, того… ну, тонкие материи!
— И леденец отдайте уже, — обиделся за приятеля Чанхель. — И ягоды обещали!
— Будут вам ягоды, проглоты, — отмахнулась Нуна.
И тут их прервал грохот со всей дури шмякнутого о камни древнего железного механизма.
— Вы тут про какие-то ягоды спорите, а на Приют беда надвигается, и никто ничего не делает! — вскричала Тика дрожащим голосом и, наклонившись, подобрала механизм и отвалившиеся от него детали. Шумно выдохнула, шмыгнула носом и пробормотала: — О, запор внутренней камеры поддался, наконец-то…
Нино с Нуной вновь обменялись взглядами.
— Вообще-то, мы делаем, — завил Нино.
— И очень даже делаем, — воинственно кивнула Нуна. — Вам, мелким, не понять!
Тика, вновь оторвавшись от механизма, посмотрела на них тем особым задумчивым взглядом, который обычно доставался артефактам.
Не то чтобы Нино и Нуна состояли из шестерёнок, но…
— Вам Ностра нужен, чтобы понять, где это произошло, что ли?
— Обожаю смышлёных! — прищёлкнула пальцами Нуна. — Может, ещё подскажешь, где его искать?
— Не знаю, — буркнула Тика, снова уткнувшись в свой механизм, и полезла в карман за складным ножиком — поддеть какую-то особо хитрую деталь.
Деталь заупрямилась, Тика заупрямилась ещё больше, поднатужилась, лезвие ножика грустно кракнуло, обламываясь, — и полутёмный тупичок, где вся компания укрывалась от учительских глаз, залило тёплым светом.
— Во! — Тика сунула пальцы внутрь и вытащила сияющий камушек. — Живой янтарь, обработанный по древней технологии.
Она зажала камушек в кулаке, и сияние поутихло.
Все осторожно протёрли слезящиеся от вспышки глаза.
— Что это было? — спросил Нино у Нуны.
— Светлое будущее Небывалого острова, — мрачно ответила та. — Эти дети однажды его разберут по камушку.
— …Во всяком случае, то, что не разберём мы сами, — подхватил Нино.
— Ладно, мелочь, бери свой леденец, — Нуна сунула Ностре второго кракена-на-палочке. — А насчёт ягод — на ужине посмотрим…
Но за ужином им стало совершенно не до того. Айно так и не вернулся, зато господин старший наставник, куда более обеспокоенный, чем за завтраком, как бы невзначай начал обходить людей.
Что-то спросил у Маки-Велли, поглядывая на пустующее место за столом средних учеников.
Вроде бы случайно задержался у главной охранительницы Нотты, поправляя чёрные рукава, похожие на птичьи крылья.
Наклонился к Мирве, Ноттиной помощнице…
Ещё парочка подобных тихих вопросов, и за столами учеников наметилось движение.
Кто-то, кажется, срочно отращивал себе ухо побольше, кто-то спешно впадал в транс, чтобы узреть — вернее, услышать, — о чём взрослые говорят…
А некоторые — Нино с Нуной — выдернули с места смуглого русоголового паренька лет двенадцати, шепнули ему что-то на ухо — и вся троица на цыпочках рванула в дальний тёмный угол, где как-то быстро, если не сказать волшебно, затерялась.
***
Если Корво что-то и нравилось меньше, чем возиться с детьми, так это признавать собственные ошибки.
Маки-Велли по прозвищу Прохиндей оказался абсолютно прав: сон у давешнего мальчишки был вещим, а Айно Прогульщик и впрямь пропал. Его не видели ни охранители — ничего нового, впрочем, поколение сменялось поколением, а дети по-прежнему умудрялись просачиваться мимо сторожевых постов, — ни кракен.
Последнее уже внушало серьёзные опасения.
— Я могу, конечно, ещё поспрррашивать, — раскатисто предложила Нотта с сомнением. — Но у остального зверья ррразума, считай, и нет. Вот только птицы рррох…
— А они-то что? Рох по утрам спят, как всякая рассудительная тварь, — мрачно откликнулся Корво. — Что-то ты выглядишь бледно.
Безобидная, в общем-то, фраза вызвала бурю чувств:
— Я? Да я полгода не высыпаюсь толком! — взвилась Нотта. — С тех пор как этот уплыл на острррова! Засланец, тоже мне! А с сорррванцами нашими кто нянчился? Я! А охррранителей кто уму-разуму учил? Я!
«А кто с вами всеми нянчился и уму-разуму учил? Я!» — хотел ответить Корво, но нашёл в себе силы сдержаться и кивнуть сочувственно: