Оставив за кормой Кер-5, мы с Борком снова, как когда-то давно, будто бы и вовсе в другой жизни взяли курс на Землю. И хотя казалось, что на этот раз нас уже ничто не сможет остановить, до точки перехода все еще оставалось целых восемь дней, так что я не спешил расслабляться. Галактика таит в себе миллионы смертельных опасностей, мало ли, что еще может произойти, особенно посреди набирающей обороты гражданской войны. Несколько раз датчики "Прескалисты" засекали впереди по курсу объекты, напоминающие формой зордские крейсера, но всякий раз это оказывались всего лишь их обгорелые и смятые взрывами остовы. Они медленно дрейфовали вдалеке, черные и безмолвные, и одним своим видом навевали мрачные мысли. Как же тонка та преграда, думал я не раз, которая отгораживает нас от гибельного холода космоса… Как, в сущности, беззащитны мы, плывущие по его бескрайним волнам…
С каждым новым спокойным днем перелета мое волнение только росло. Да, пока нам везет не встретить ни одного врага, но кто знает, долго ли продлится такая удача?
А вот Борк, снова оказавшись в родной стихии, заметно повеселел. Я давно не видел его настолько довольным. По-моему, еще там, на далеком Ефронесе, впервые увидев зеленые борта и плоскости "Сна Прескалисты", друг влюбился по уши. Корабль стал для него всем: домом, верным помощником, надеждой на лучшее и даже, наверное, живым существом. Вновь обретя совсем было потерянную "Преску", он радовался, будто ребенок, хоть и старался этого не показывать. Может быть, именно желание еще раз испытать ее в деле и стало для моргла последним аргументом, когда он согласился помочь Тайре и ее матери. А может быть, все дело в том, что об этом попросил его я?
Так это или нет, а отношения с фемократками в целом и семейством Джу в частности у Борка оставались довольно прохладными. Это сквозило в его совершенно, казалось бы, дружеском тоне, во взглядах, что он бросал на Тайру, когда та оказывалась в поле его зрения, в жестах…
Впрочем, женщина эти дни почти не выходила из кубрика, занятая своими мыслями. А когда мы все-таки пересекались за завтраком или в коридоре корабля, Тайра сразу же отводила глаза и в разговоры вступала очень неохотно. По-моему, ей все еще было стыдно за свою недавнюю слабость.
А еще с женщиной начало твориться что-то странное. Насыщенный оранжевый цвет ее кожи сменила сначала нездоровая желтизна, а потом и вовсе мучнистая бледность. Происходило это постепенно, а Тайра попадалась мне на глаза нечасто, так что я долго не мог понять, что же именно в ней изменилось, списывая замеченное то на вечернюю усталость, то на недостаток света. Борк всерьез взялся учить меня пилотированию, да и физические упражнения никто не отменял, и в кубрик я возвращался чаще всего уже за полночь. При тусклых дежурных лампах много не высмотришь.
Так могло бы продолжаться еще долго, но однажды перед сном я все-таки рассмотрел женщину при ярком освещении. И обомлел.
Мне как раз надо было заменить сгнившую гайку в креплении кровати, и я возился с инструментами, когда Тайра вернулась из гигиенического отсека.
– Ты что, заболела? – невольно вырвалось у меня при первом же взгляде на ее лицо.
– Нет, – отвечала Тайра неохотно, всем видом показывая, что собирается немедленно спрятаться под одеялом и не вылезать оттуда до утра.
– Ты же вся белая! – не отставал я. – С тобой точно что-то не так!
– Все со мной в порядке. Это естественный цвет.
– Ничего не понимаю…
– А что тут понимать? – буркнула женщина. – Мы – зорды – все такие.
– Но ты же была как мандарин!
– Как кто?
– Не "кто", а "что". Мандарин – это такой фрукт. Ну не важно… Ты была совершенно другого цвета, что случилось?
– Да ничего не случилось, – Тайра, чуть помешкав, сбросила обувь и юркнула в свою койку. – Просто у вас на корабле совсем нет шаа-водорослей. А я бы сейчас съела немного…
Видя, что я все еще не понимаю, да и отставать явно не собираюсь, женщина тяжело вздохнула и принялась объяснять.
Зорды рождаются на свет ярко-красными. В младенчестве их кожа совсем тонкая, и через нее просвечивают сосуды, да и сама система кровообращения у их новорожденных несколько иная. С земными детьми, в общем-то, ситуация похожа, однако зордские сохраняют красный оттенок куда дольше, иногда до десяти лет.
Тайра и сама не очень разбиралась в этом вопросе, я понял еще меньше, а потому всех причин такого положения вещей выяснить не удалось.
Так или иначе, объяснила мне женщина, со временем кожа зордов начинает бледнеть, и примерно к двенадцати-тринадцати годам принимает свой естественный оттенок: белый или чуть розоватый.