«Все свое детство я провела с мыслью о том, что Джой рождена, чтобы быть принцессой, а я — посудомойкой, — говорила Лив. — Но потом я поняла, что заблуждалась».
Когда Бренде было десять лет, а Вики — одиннадцать, Бренду очень воодушевляли эти слова. Но не могло быть никаких сомнений по поводу того, что происходило в коттедже тетушки Лив этим летом. Бренда служила у Вики не только судомойкой, но еще и няней, и шофером. Потому что у Вики был рак! Если Бренде хотелось погоревать о своих бедах, она делала это в одиночестве. Уже не один раз Бренда сидела на кровати в бывшей детской, надеясь впитать немного сил, спокойствия и доброты тетушки Лив.
Во вторник Бренда на старом соседском «пежо» повезла Вики на химиотерапию вместе с детьми, сидевшими сзади. Изначально они не собирались брать детей с собой, но за выходные стало понятно: если мальчики останутся под присмотром Мелани, они либо сгорят в пожаре на кухне, либо захлебнутся, пытаясь напиться воды из садового шланга. Мелани собиралась остаться дома и «отдохнуть», по ее словам. А если бы она предприняла еще одну попытку бегства и преуспела, было бы еще лучше, подумала Бренда.
Бренда пыталась не выглядеть мученицей в своей роли служанки, потому что знала, что именно этого от нее ожидала Вики. В воскресенье днем они спорили на счет Мелани. Бренда выразила свое недовольство, и у Вики на лице появилось выражение, которое Бренда могла назвать только так: «она становится нашей мамочкой». Бренда не выносила это выражение, хотя и понимала, что этим летом ей придется часто его наблюдать. И в конце концов Вики — вот сюрприз! — согласилась с Брендой и извинилась. «Наверно, Мелани не стоило приезжать. Тогда мне это показалось хорошей идеей, но я поступила неосмотрительно. Прости. Да, мы поищем няню, и нет, пока мы ее не найдем, ты не будешь заниматься своим сценарием». Бренда была поражена тем, что Вики признала собственную недальновидность. За тридцать лет такое случилось в первый раз. Вики всегда была права; это определенно было заложено в ней еще с рождения. Она родилась уверенной в собственной правоте — а еще красивой, талантливой, умной и атлетически сложенной; она была примерной дочерью, прирожденным лидером, победителем в любом конкурсе, в котором участвовала, магнитом для подруг и парней. Она была сестрой, которой люди отдавали предпочтение. Снова, снова и снова, взрослея, Бренда кричала своим родителям: «Как вы могли так со мной поступить?» Они никогда не просили ее расшифровать это «так»; все было понятно. «Как вы могли родить меня после Вики?» С разницей всего в шестнадцать месяцев. Их постоянно сравнивали, и Бренда постоянно оказывалась хуже.
«Все люди разные». Эллен Линдон уже тридцать лет повторяла это Бренде. Даже родные сестры отличаются друг от друга. Но, как подметила тетушка Лив, Эллен Линдон была из тех женщин, у которых нет сестер. Эллен Линдон выросла в обществе трех старших братьев, и тот факт, что она родила двух сестер практически одну за другой, привел ее в такое замешательство, будто она принесла домой не детей, а скорее редкой породы шиншилл. Бренда считала свою мать милейшей из женщин. Эллен была стильной, утонченной и с идеальными манерами. Она разбиралась в искусстве, поэзии и классической музыке. С одной стороны казалось, что Эллен рождена быть матерью девочек: организовывать чаепития, застегивать пряжки на лакированных туфлях, читать вслух «Маленькую принцессу» и доставать билеты на «Щелкунчика». Но с другой стороны — и это был единственный пункт, по которому мнения Вики и Бренды всегда совпадали, — их мать не имела ни малейшего представления о том, что такое иметь сестру. Эллен ничего не понимала в донашивании платьев; она не знала, как это — зайти в класс и увидеть умиление на лице нового учителя, когда он узнавал, что в этом году ему посчастливилось учить «еще одну девочку Линдонов»! Бренда была уверена, что Эллен ничего не известно о коварной зависти. Она была бы потрясена, если бы узнала, что самые глубокие и темные тайны в жизни Бренды были каким-либо образом связаны с ее завистью Вики.