Крис тоже оглянулся, теперь и он узнал в силуэте бабу Любу.
Убить его она не убила, но ругала сильно. Начала ещё на улице в присутствии Джека. Тот откровенно подслушивал и даже ухмылялся. Чужое унижение приносило ему удовольствие. Крису сразу же досталось несколько подзатыльников за грязные вещи и разбитую губу. А дома он получил и за неправильно собранную клубнику. Баба Люба не стеснялась в выражениях, соседи точно услышали громкую и низкую оценку умственных способностей Криса, поэтому, несмотря на жажду вечерней прохлады, прикрыли окна. Если где-то там в лесу бегала Маугли, тоже наверняка слышала, какой он «тупица, идиот, глаза бы его не видели!»
Крис выслушал всё с поразительным спокойствием, хотя единственное, о чем он думал, стоя под градом оскорблений, что ненавидит Бабу Любу и сбежит из чёртовой Старолисовской, завтра же. Может, в этот самый треклятый лес.
Кормить его точно никто не собирался, баба Люба не предложила даже холодную гречку с салом. А Крис не стал просить. Хотел гордо удалиться, но вспомнил про душ. Баба Люба оглядела его пыльную, ещё утром белую рубашку в пятнах подсохшей крови и грязные брюки.
– Изгваздался, как свинья. Завтра же всё постираешь.
Крис молча кивнул, он ещё не знал, что стиральной машинки тоже нет, в этот момент его больше интересовала возможность помыться. Но оказалось, в доме нет ни ванной комнаты, ни центрального отопления, только кран с холодной водой на кухне.
Крис побрел во двор. В рассеянном свете луны под уличным краном кое-как обмыл ноги, намылил шею и лицо. Холодная вода казалась студёной и плохо мылилась. Июньский вечер мало подходил для купания, скорее для закаливания. Намочив грязную рубашку, Крис обтёрся ею, постукивая от озноба зубами. Вернувшись в дом, он прошёл мимо бабы Любы и, не пожелав спокойной ночи, закрылся в выделенной ему комнате.
Засыпая, он прокручивал в голове дневные события: сбор клубники, запоздалый, но очень вкусный обед у Витька, игру в «Пекаря», агрессивность Машки, а потом и наказание от бабы Любы. Совершенно незаслуженное наказание. Крис всхлипнул, от злости и обиды горло снова сжало спазмом. Как просто она отпустила его спать голодным. Он весь день ковырялся на грядках и не заслужил даже яичницу. Чёртову яичницу! Из двух, нет, трёх яиц, с жидким желтком, но без «соплей», можно с помидорками и колбаской… от яркости нарисовавшейся картинки Крис застонал. Неужели его так и будут кормить? Да он с голоду окочурится уже к выходным. Раньше он не представлял, что бабушки бывают такие неправильные. Бабу Любу и бабушкой-то тяжело было назвать. Хорошо, что у Витька он узнал её отчество – Ильинична. Так что никакая она ему не родственница, а посторонняя женщина, бухгалтерша Любовь Ильинична.
Может, уйти в лес? Вряд ли она заметит его отсутствие. Хотя нет, заметит и обрадуется. Крис лёг на бок, обхватив себя руками, долго смотрел в окно, стараясь не обращать внимания на урчание в животе.
Когда он проснулся, баба Люба ещё не ушла. Крис достал из сумки свежие вещи, нехотя натянул на потное тело с разводами вчерашней грязи. В темноте ему казалось, что он вымылся вполне прилично, но при дневном свете напоминал бродягу.
На кухню он вошел крадучись, прислушиваясь к звукам. Баба Люба бросила на него сердитый взгляд и плеснула в кружку молоко.
– Трубочист проснулся. Это тебе не Краснодар. Если хочешь в теплой воде мыться, то грей чайник или днем ставь таз на солнце, – она подвинула кружку. – Пей.
– Я не люблю молоко.
– Пей, я сказала! Выискался тут привереда. Это не ем, это не пью. Дел у меня больше нет, нянчиться с тобой. Подкинули на мою голову.
– Гречка ещё осталась?
– Курам отдала. Есть сыр и пирог с крапивой.
– С чем?
Баба Люба не ответила, бросила взгляд на настенные часы и двинулась к выходу. У дверей остановилась.
– Черешню собери, а то воробьи поклюют. Только с хвостиками, не как клубнику. Я вернусь вечером, после работы ещё на поле буду кукурузу полоть.
Крис не стал пить молоко, налил себе чаю и попробовал диковинный пирог с крапивой. Он не знал, с чем сравнить этот странный вкус. Такого он точно раньше не ел. Крапива оказалась сладкой, как варенье, и мягкой, как разваренный щавель.
Первым делом он отнёс вещи к уличному крану, набрал в жестяной таз воды и оттащил его на солнечный пятачок у птичьей загородки. Куры громко кудахтали и суетливо били крыльями, один из петухов гонялся за несушками по всей площадке, создавая переполох. Вчерашние вещи Крис повесил на край забора, решив постирать сразу после купания. Может, он на черешне вымарается ещё сильнее, да и вода пока холодная.
Странно, но начало июня в Старолисовской ощущалось гораздо прохладнее, чем в Краснодаре, а уж вечер можно было назвать освежающе студёным. Со стороны леса тянуло насыщенной сыростью. Крис вспомнил, что деревню огибает река с чудным названием Капиляпа, возможно, этой морозной прохладой деревня обязана именно реке. Вчера Витёк его пугал местными страшилками, якобы в речке плавают трупы приезжих детей, которых топит местная ведьма. Они выходят из воды в полнолуние и ищут незапертые двери. А холодно так, потому что они выдыхают болотный мёртвый воздух. Витёк ещё успел рассказать про призрак Мёртвой девы, но как только появился Миха, замолчал. Крис так и не узнал подробностей. Если сегодня увидит соседа, обязательно расспросит.
Взяв ведро, Крис направился к сетчатой загородке с кроликами, черешня как раз росла посередине и накрывала тенью почти всю территорию крольчатника. Стоило скрипнуть калитке, зверьки кинулись в стороны, словно раскатившиеся по полу бусины, и тут же попрятались в норах. Выбрались, только когда Крис забрался на нижнюю толстую ветку. Лазить по деревьям ему не приходилось. Если бы ветка находилась чуть выше, осталась бы баба Люба без черешни. Древолаз из Криса получился неуклюжий и шумно сопящий. Отдышавшись, он одернул задравшуюся рубашку и оглядел спелые ягоды. Дерево словно протягивало их, умоляя освободить прогнувшиеся ветки от тяжелого изобилия.
Крупная, желтая черешня с розовыми боками напоминала скорее сливы, на вкус оказалась почти приторной и прозрачной, как мёд. Собрав полное ведро, Крис сел на ветку и спустил вниз ноги. Он устал и вспотел, снова проснулся утомительный голод. Он даже от молока бы сейчас не отказался, но категорически запретил себе его пить. Сказал, не любит, значит, не любит.
Он бросил взгляд на соседский двор: судя по всему, Витёк ушёл пропалывать неведомую картоху, а значит, вкусного обеда ему не видать. Внизу зашуршали кролики. Пока Крис сидел на дереве, они осмелели и выбрались на поверхность. Перебегали от норы к норе суетливо и быстро, будто играли в «Выше ножки от земли» и спешили занять безопасное место. В отличие от взрослых кроликов, малыши почти не прятались. Крис наблюдал за ними с радостным изумлением. Некоторым дал имена, задумал поймать хотя бы одного и потискать.
А вдруг мама разрешит взять крольчонка домой? Держат же кроликов в квартире, как домашних питомцев. Не успев дофантазировать, Крис застыл, пораженный неприятным воспоминанием: неизвестно еще, где будет его дом, когда он вернётся в Краснодар.
Закончив с черешней, Крис отнёс два полных ведра на кухню и вернулся к тазу. Пощупал воду и убедился, что она уже прогрелась. Раздевшись до трусов, он повесил чистые вещи на край сетчатой загородки, а грязные сложил кучкой на пенёк, сверху водрузил кусок корявого потрескавшегося мыла. Баба Люба выдала этот брусок ещё вчера специально для стирки и назвала его «хозяйственным». Мыло напоминало обрубок дерева и не внушало надежды, что им вообще что-то можно отстирать. Казалось, что его самого не мешало бы вымыть.
По размеру, да и по форме, таз напоминал детскую ванночку, в которой не так давно купалась его младшая сестра. Пару лет эта ванна висела на балконе, а потом куда-то пропала. Крис не задумывался, куда девалась их детская одежда и игрушки, когда они из них вырастали. Но перед исчезновением всё сначала пылилось на балконе – своеобразный перевалочный пункт, а может, телепорт в сказочный мир забытых и ненужных вещей.