Крис сел в воду и согнул ноги. Несколько секунд молча разглядывал три белые складки на животе, сильно увеличившиеся от нелепой позы. Как вообще в этом тазу можно нормально мыться, да ещё в таком положении? Между разведённых ног образовалась небольшая заводь. Он сложил ладони лодочкой и, набирая в них воду, принялся плескать на плечи и живот. Чувствовал себя до безобразия нелепо, хорошо, что его скрывали заросли крапивы и курятник. Вода быстро помутнела, после такого полоскания её стало заметно меньше. Из кучи грязных вещей Крис вытянул рубашку. Намылив кровавые разводы, окунул ткань в воду. Пятна чуть побледнели, но не отстирались. Крис чуть привстал, чтобы снова взять мыло, но, услышав шорох, замер в нелепой позе.
Внимательно осмотрев заросли крапивы, он медленно перевел взгляд на загородку для кур и плюхнулся в таз, стыдливо прикрывшись мокрой рубашкой. У сетчатой калитки стояла девчонка. Высокая, растрёпанная и босая. Волосы, небрежно скрученные в жгут, лежали на её плече, словно толстая лохматая змея. Из косы то тут, то там торчали пятнистые чёрно-белые перья. Полуденное солнце висело за спиной незнакомки и очерчивало её золотистым абрисом, затеняя черты лица и пронзая розовым светом оттопыренные круглые уши.
Она стояла абсолютно неподвижно, оттого развевающееся на ветру легкое платье и перья в волосах выглядели ещё более диковинно. Крис тяжело сглотнул, пальцы сильнее вцепились в воротник мокрой рубашки. Незнакомка не моргала, прожигала его глянцевыми глазищами, похожими на чёрные виноградины, и молчала.
Он неловко улыбнулся. Сидит тут в тазике, почти голый, мокрый и смешной, хуже ситуации и не придумаешь, хорошо ещё, что он трусы не снял.
– Ты… Славка? – Он едва не назвал её Маугли, в последний момент передумал.
Она кивнула.
– Ты зачем кур воруешь? – выпалил Крис первое, что пришло в голову.
Девочка усмехнулась и, подняв руку, покрутила пальцем у виска. А потом покачала головой.
Крис недоверчиво нахмурился, поймал взглядом вторую руку с пучком разноцветных перьев.
– Перья воруешь?
Немного помедлив, она кивнула и наконец-то моргнула. Крис уже подумал, что она вовсе не умеет моргать, или ей это не нужно, как рептилии.
Славка приблизилась к нему на шаг и, по-птичьи склонив голову, оглядела всего: от торчащих из таза ног до влажной макушки. Крис заёрзал и чуть отклонился.
– Ты почему молчишь?
Славка пожала плечами и снова не ответила.
– Ты не можешь говорить? Это, как его… немая?
Славка снова задумалась, но в этот раз не кивнула. Оглядела пучок перьев в руке и небрежно почесала оттопыренное ухо. Крис перевел взгляд на загородку и великодушно разрешил:
– Воруй. Хоть вместе с курами.
Славка засмеялась, развернулась, раскручивая полупрозрачный подол вокруг худых ног, и убежала в заросли крапивы. Судя по шевелению кустов, она добралась до границы участка. В зелени мелькнула её темная макушка – девчонка забралась на ветку липы и уже оттуда помахала рукой с зажатыми в пальцах перьями.
Крис встряхнулся, отбросил рубашку и выбрался из таза. Кое-как вытерся полотенцем и натянул сухие вещи. Достирывая брюки, то и дело обдумывал странную встречу. Так вот она какая, дочка ведьмы, с паучьими глазами, босая, лопоухая и немая. Что-то в ней действительно было от Маугли и не только во внешности, но и в общем ощущении. Словно её воспитали если не волки, то какие-нибудь барсуки или медведи. Может, поэтому она и молчит? Просто не умеет говорить на человечьем? Хотя Витёк сказал, что она в школе учится. С Джеком в одном классе. Значит, как минимум писать умеет.
Весь день Крис то и дело возвращался мыслями к этой встрече. Но Витьку почему-то не рассказал, что видел Маугли, хотя моментов для этого было предостаточно. Витёк снова накормил его столовской едой, контрабандой вынесенной его мамой через окно в коридоре. Он смело рассказывал об ухищрениях, на которые шли кухрабочие ради куска сливочного масла или булочек с изюмом. Столовая кормила и тех, кто работал на винодельне, и тех, кто трудился на виноградниках. Его бабушку побаивались, но все равно тащили столовские остатки, преодолевая всевозможные препятствия.
Витёк размышлял фразами, подслушанными из разговоров взрослых:
– Ну а чё? На обедах не экономят. Вкусно готовят, так же? – он дождался кивка Криса и продолжил: – А это все равно свиньям выбросят. Каждый день новое готовят. Просто баба Люба злая. Её послушать, так лучше свиньям, чем людям.
Мама Витька была поваром, и она же ежедневно ездила на пазике в компании огромных блестящих термосов с первым, вторым и компотом из груши-дички. Те, кто работал в полях, называли её кулинарной феей и ждали её появления с обедом, словно чуда. Витёк иногда бегал на обед именно туда, наедался гигантских котлет-кораблей, выходящих за края тарелки, и риса, политого юшкой борща. Его отец работал в Абинске и всю неделю жил там, приезжал только на выходные. О нем почти не говорили, потому что в повседневной жизни его и не было.
Витёк чистосердечно разболтал ему не только о своей семье, но и о семьях ребят, с которыми вчера играли в «Пекаря». Крис делал вид, что ему неинтересно, на самом же деле едва скрывал изумление. Не зря его мама называла Старолисовскую дырой в прошлое, а местных – пещерными жителями. Причем папа никогда не спорил, но и не соглашался. Предпочитал помалкивать. Пару раз Крис слышал и от него про колодец желаний на главной площади, и про проклятые драгоценности помещика Старолисова, давшего название самому поселению. Но это всё было настолько далеко и непонятно, он не ожидал, что ему предстоит увидеть своими глазами. Несмотря на близость к Абинску, деревня оставалась отрезанной от большого мира петлёй реки и какой-то невидимой глазу, но безошибочно угадываемой границей.
По словам Витька, тут до сих пор верили во всякую чертовщину и местные легенды. Вроде призрака Мёртвой девы, ищущей на развалинах своего убийцу, и чёртовых тропок, пронизывающих лес и ворующих время у путников. Криса эти сказки не интересовали, а вот отсутствие банальных удобств в виде современного унитаза и водопровода в доме сильно огорчало. Не привык он мыться в тазике и бегать по нужде во двор. Зато сегодня он раздобыл утюг. Слава Богу самый обычный, а не древний, с углями или чугунным дном. Наконец-то вещи из сумки перекочевали в шкаф, а некоторые он даже погладил.
А ещё он с сожалением убедился, что у Витька в доме и кухня есть, и даже телевизор. Это ему так не повезло. Баба Люба не планировала переезжать в новое тысячелетие, осталась где-то там, в каменном веке, где до сих пор существуют летние кухни. Что это вообще такое, летняя кухня? Почему она находится отдельно от всего дома? С уличным туалетом хотя бы понятно, там такое зловонье, что глаза режет, в доме этой выгребной яме точно не место. А почему кухню отделили от остального дома и ходят там в обуви, как в сарае?
В описании ежедневной рутины в рассказах Витька постоянно мелькало странное слово «зады». На «задах» у Джека валялись кости и кишки коров, растащенные енотами, на «задах» у Витька плавили свинцовые соты аккумулятора, а у бабы Любы «зады» и были лесом. Позже Крис узнал, что «задами» в Старолисовской называли всю территорию за домом, чаще всего неогороженную.
Про Миху Витёк рассказывал мало, видимо, они не особенно дружили, упомянул, что тот местный в десятом поколении и от этого пыжится, будто у него королевская родословная и дед его не мельник, а как минимум граф. А ещё Миха жутко суеверный, и при нем шутить про местную чертовщину нельзя, он верит во все и сильно обижается, когда другие не верят.
Машук, она же Машка, была единственной девчонкой в их компании, её пустили туда из-за родства с Колей. Если бы решили поспорить, он дал бы в нос каждому. Ему поручили за ней приглядывать с самого детства, так он везде и таскал её за собой хвостом, постепенно привыкли и забыли, что с ней нужно деликатничать. Да и не выглядела она как девчонка и вела себя как самый настоящий хулиган. Сам же Коля слыл драчуном и авторитетом среди сверстников. Его родители держали телят и свиней, между сараем и сеновалом построили небольшую бойню. За их домом постоянно валялись черепа разной степени обглоданности. Главу семейства регулярно приглашали «заколоть кабанчика» или «забить говядину». По рассказам Коли, его тоже уже допускали к умерщвлению скотины. Чем он и похвастался, предлагая пощупать вздувшиеся от такой сложной работы мышцы рук.