— Здороваемся. Но вместе на операциях не приходилось бывать.
— А мне приходилось, — сказал Дохерти. — Несколько раз. Может быть, мы и не спасали друг другу жизни в Омане, но от скуки умирать друг другу не давали. Мы стали хорошими приятелями, и хоть уже не сражаемся вместе, но поддерживаем те же отношения. Знаешь, как это бывает — достаточно увидеться раз в год или в пять, а такое ощущение, что и не расставались.
Он помолчал, очевидно, что-то припоминая.
— Рив один из тех, кто помог мне пережить смерть первой жены. Он не просто ходил со мной в самовольные отлучки, но наконец заставил избавиться от жалости к себе. А то бы меня уже давно вышибли из полка... В общем, я был шафером на его свадьбе, а он — на моей. Оба мы женились на иностранках, что еще больше укрепило нашу дружбу. Мою жену ты знаешь — ты был там, когда мы познакомились...
— Да. Вы тогда еще в первый раз поссорились. Я думаю, из-за того, кто будет верховодить.
— Да, точно, и с тех раз еще были ссоры, но... — Дохерти улыбнулся про себя. — Рив женился на югославке, на боснийской мусульманке, как выяснилось, хотя кого это волновало в 1984 году. У него и Нены двое детей. Первая девочка, второй мальчик. Как и у нас с Исабель. Пока они жили в Англии, Нена казалась довольной жизнью. Но вот, примерно восемнадцать месяцев назад, Рив получил назначение на пост советника в зимбабвийской армии. И с тех пор я его не видел. И не слышал о нем ничего вплоть до нынешнего Рождества. А ведь такой срок должен был бы меня встревожить. Хотя сам знаешь, как это бывает... И вот на прошлой неделе, за два дня до Рождества, ко мне в Глазго пожаловал КО.
— Барни Дэвис? Взял и приехал?
— Угу, взял и приехал.
— С новостями о Риве?
— Угу.
И Дохерти выложил Клинку историю, рассказанную Дэвисом, и закончил повествование просьбой КО возглавить группу из четырех человек.
— И, судя по всему, ты сказал «да».
— В конце концов, да. Бог знает почему.
— И тебя вновь зачисляют в кадры?
— Временно. Но это практически не имеет значения, поскольку группа будет не в военной форме и не сможет обращаться за помощью к регулярным войскам.
Клинок уставился на него.
— Постой, постой, — сказал он наконец. — Так они хотят, чтобы мы с боем прошли по военной зоне только для того, чтобы потрепаться с твоим приятелем, и в зависимости от того, что он расскажет, похлопать его по спине или нет; а затем с боем выйти из этой зоны. И мы готовимся посетить с визитом тот самый город, куда никто не может попасть и откуда никто не может вырваться?
Дохерти усмехнулся.
— Ну так ты с нами?
— Еще бы! Думаешь, мне так уж нравится обучать этих первоклашек выживать?
— А теперь объявляю вас мужем и женой, — сказал священник, и, возможно, именно эти знакомые слова вырвали Дамьена Робсона из задумчивости. Еще известный среди товарищей по полку под прозвищем Дама, он виновато огляделся, но никто вроде бы и не заметил отсутствующего выражения его лица во время церемонии.
— Можете поцеловать теперь свою жену, — с улыбкой добавил священник, и сестра Дамы, Эви, послушно подняла голову, чтобы встретиться с губами новоиспеченного мужа. Затем она повернулась, отыскала Даму и запечатлела у него на щеке любящий поцелуй.
— Спасибо, что разрешил мне выйти замуж, — сказала она, сияя глазами.
— Да и для меня это радость, — сказал он. Она выглядела такой счастливой, какой он еще ни разу не видел ее, и ему очень хотелось надеяться, что это счастье надолго. Этого Дэвида Кросса лично он бы не выбрал в мужья для нее, хотя на самом деле ничего особенного против него он и не имел. Пока.
Новобрачные отправились расписываться, а Дама вместе с шафером вышли из церкви посмотреть, наготове ли фотограф. Тот был на месте.
— Давненько мы тебя не видели, — произнес у него над ухом чей-то голос.
Он обернулся и увидел священника, глядящего на него с тем обиженно-озабоченным выражением, которое бывает у людей, призванных заботиться об окружающих за оплату.
— Да, боюсь, давненько, — сказал он. — Все служба, знаете, — пояснил он с улыбкой.
Священник осмотрел военную форму, надетую по настоянию Эви, задержав взгляд на бежевом берете с эмблемой, изображающей перекрещенные крылья.
— Что ж, будем надеяться, что теперь скоро вновь увидимся, — сказал он.
Дама кивнул, глядя вслед этому человеку, отошедшему поговорить со второй ею сестрой, Розмари. Пару лет назад, после колумбийской операции, Дама начал регулярно посещать церковь, и эту, в родном Сазерленде, и другую, на окраине Херефорда, во время несения службы. Он мог бы посещать и полковую часовню, но почему-то скрывал от товарищей свою набожность. И не из-за страха перед тем, что они начнут подшучивать, — а они, несомненно, не упустили бы такой случай, — а просто потому, что эта набожность касалась только его самого, и никого больше.