Он слышал, как человек взбегает вверх по ступеням, но удержался от немедленного преследования. Прошло пять секунд, десять, и глаза привыкли к темноте. Не успел он сделать и шага по направлению к лестнице, как наверху послышались голоса и загремели башмаки.
Клинок со всей возможной осторожностью начал взбираться по лестнице. Сверху падал слабый свет и слышался возбужденный говор двух или трех человек. У Клинка мелькнула мысль, что этот современный дом до войны был предметом чей-то гордости и радости. Интересно, что сталось с хозяевами?
Звук шагов четника выдал его раньше, чем силуэт нарисовался наверху лестницы. Сасовец выпустил очередь, и человек упал назад, выронив оружие, которое прогрохотало вниз по лестнице мимо Клинка. Но оно еще не успело упасть у основания лестницы, как погиб другой человек. Оказавшись в поле зрения Клинка и не видя цели для своего АК-47, серб получил пулю в левый глаз и отлетел назад, на тело своего товарища.
Звуки в доме стихли, отозвавшись затихающим эхом. Клинок осторожно двинулся вперед, держа ушки на макушке, — а вдруг наверху есть еще кто-то. Он услыхал какое-то хныканье, потонувшее внизу в топоте ног двух боснийцев.
Клинок внимательно оглядел верх лестницы. На лестничную площадку из комнаты падал тусклый свет. Туда выходили две двери.
Он устремился к одной из них, полуоткрытой, и мягко распахнул ее. Хныканье усилилось, но выстрелов не последовало.
— У тебя все в порядке, англичанин? — прошептал снизу один из боснийцев.
— Оа, — прошептал в ответ Клинок, использовав половину запаса сербскохорватских слов и жался, что не знает, как сказать «подождите». Хныканье внутри вдруг смолкло, и несколько секунд тишину нарушал лишь звук его собственного дыхания. Затем внутри комнаты послышался выстрел, затем об пол клацнуло что-то металлическое, а затем и что-то тяжелое с глухим стуком ударилось о дерево.
Клинок приложил глаз к щелке между дверью и косяком, а потом устало поднялся на ноги.
— Все о’кей, — прокричал он вниз. Внутри комнаты он обнаружил юношу — лет пятнадцати, как он определил, — неуклюже лежащего на полу. Тот отстрелил себе половину головы. Посреди комнаты лежал АК-47.
«Но почему?» — спросил себя Клинок. Он повернул голову и нашел ответ. На кровати лежала девушка не старше этого юноши, обнаженная, с носком во рту и шарфом, туго затянутым вокруг шеи.
Он вытащил носок и развязал шарф, почти оцепенев и подавляя бессвязный крик. Пощупав сонную артерию, он ощутил пульс. Пульс слабый, но девушка дышала, еле-еле, и вокруг губ уже проявилась синева. На теле видимых повреждений не было, не считая покраснения вокруг влагалища, и Клинок перевернул ее, выпрямив ей руку и ногу. Дыхание стало свободнее.
В дверях показался Абдулагу, оглядел сцену и произнес что-то на родном языке, и в этой фразе, казалось, одновременно проявились и удивление, и смирение, и печаль. Он подошел и стал рядом с Клинком у кровати.
— С ней все в порядке? — спросил он.
Словно отвечая на этот вопрос, девушка открыла глаза. Сначала веки поднимались как бы нехотя, но потом вдруг испуганно взметнулись вверх.
Абдулагу что-то сказал и взял ее за руку. Девушка затрепетала.
Клинок осмотрелся, ища ее одежду, но ничего не нашел. Тоща он сорвал занавеску с окна и накрыл ее, пока она всматривалась в его лицо, пытаясь понять, что происходит. Он отвернулся и с минуту постоял так, о чем-то лихорадочно размышляя.
— Останься с ней, — сказал он боснийцу, стараясь мимикой внушить ему смысл сказанного.
Абдулагу кивнул.
— Она пойдет с нами, — сказал он.
Клинок вышел из комнаты и, проходя мимо двух лежащих трупов, не удержался и пнул один из них. И тут впервые в жизни он потерял над собой контроль и до тех пор пинал безжизненные тела, пока не появился Абдулагу и мягко не отвел его в сторону.
Находящийся в спортзале Дохерти услышал донесшиеся издалека слабые звуки двух ружейных выстрелов. Весьма сомнительно было, чтобы эти звуки насторожили кого-нибудь в городе, и переживал он только за то, как бы одна из пуль не досталась Клинку или тем двум боснийцам.
В самом же зале Хаджриджа и Нена, переходя от одной женщины к другой, объясняли, что произошло и куда их забирают. Это отнимало много времени, но Дохерти понимал, что торопить процесс нельзя. Нена медленно и тщательно объяснила, словно разговаривая с ребенком: