— А какой путь, по-вашему, безопаснее? — спросил Дохерти у женщин.
—Дорога, — решительно сказала Хаджриджа.
— Да, я тоже так думаю, — нехотя согласилась Нена. — Хотя кто угодно снизу увидит нас раньше, чем мы успеем объяснить, кто мы такие.
Они отправились вниз, следуя по узкой дороге мимо сосновых посадок и еще одного заснеженного луга. Затем лес стал гуще, а дорога резко пошла вниз. Двумя сотнями ярдов ниже, за отчетливо видимой окаймляющей город рекой, показались едва различимые крыши. Дохерти осмотрел дорогу в бинокль и увидел впереди зловеще зияющий провал. Он передан бинокль Хаджридже.
— Там раньше был мост, — сказала она.
— А перебраться можно будет?
— В этом месте тяжело, — сказала Нена. — Течение здесь сильное, почти водопад. Надо далеко внизу обходить.
— Значит, остается Лестница.
— Другого пути нет.
Они сошли с дороги, побрели лугом, взобрались на поросший деревьями гребень и спустились вниз в еще одну расщелину между скал. Эта расщелина оказалась еще круче, глубина снежного покрова резко менялась, и идти приходилось очень медленно. Дохерти разрывался между восхищением этой зимней красотой и проклятьем из-за трудностей пути.
Через час, растянувшийся в их сознании в три, они оказались у вершины Лестницы. Водопад, несомненно, оглушительный весной, сейчас едва был слышен за ветром, и не без причины. На самом деле падали лишь струйки воды, а остальное замерзло на лету, дожидаясь весны, чтобы освободиться.
Сама по себе Лестница выглядела не так страшно, как ожидали сасовцы. Рядом с водопадом в крутом склоне размещались плоские камни, и хотя некоторые из них были определенно скользкие, а скольжение здесь могло окончиться фатально, почти вдоль всего спуска можно было за что-нибудь да придерживаться. А через каждые двадцать ярдов размещались большие выступы для отдыха.
Конечно, спуск по такому пути с грузом на горбу никому бы не показался развлечением, но после того, чего они насмотрелись за день, можно было радоваться уже хотя бы тому, что они живы и здоровы.
Хаджриджа находилась уже футах в двадцати от подножия, когда снизу послышался голос.
— Продолжайте спускаться, но руки держите подальше от оружия, — предложили на сербскохорватском.
Крис быстро перевел приказ, да и в любом случае никто бы из них не рискнул открыть огонь по предполагаемым друзьям, которых, правда, они еще и не видели.
— Если бы не женщины, вы бы уже были мертвы, — жизнерадостно проговорил тот же голос.
Только когда они закончили спуск, из-за нависающего валуна вышли трое мужчин. Каждый держал на изготовку автомат Калашникова.
— Юсуф! — сказала Хаджриджа, разглядев лицо мужчины постарше. — Можешь опустить оружие.
Мужчина ошеломленно всматривался в нее с минуту, а затем наконец узнал.
— Хаджриджа Меджра? Я тебя в этой экипировке и не разглядел. Да откуда же ты взялась?
— Из Сараева. А Нену ты знаешь.
Глаза Юсуфа еще больше расширились.
— Еще бы, конечно! А командир знает, что вы здесь?
— Мои дети, — спросила Нена, перепуганная до смерти, — они... с ними все в порядке?
— Да-да, насколько я знаю. У моего парня была ветрянка, но...
От облегчения Нена чуть не потеряла сознание.
— Где Рив? — спросила Хаджриджа.
— В штабе, я полагаю.
— А где штаб-то? — терпеливо спросила Хаджриджа.
— А сначала скажи мне, кто эти люди, — заупрямился тот.
— Англичане. Друзья Рива.
Лицо Юсуфа осветилось радостью.
— Прекрасные новости, — сказал он. — А он знает, что вы должны были прибыть?
— Нет, но если ты отведешь нас к нему...
13
Нена Рив широким шагом целеустремленно шла по городу, в котором она выросла, к дому на холме, где она родилась. С наступлением сумерек туман густел, но, насколько она могла рассмотреть, город практически не изменился. Война не оставила тут никаких шрамов, по улицам гуляли люди, а двое оказались знакомыми. Но она торопливо прошла мимо — меньше всего сейчас хотелось ей останавливаться и вступать в разговоры и объяснения.
В родительском доме огни не горели, но сам по себе дом выглядел как обычно. Она толчком растворила парадную дверь и ощутила на лице тепло обитаемого дома. На задах, в кухне, звучали голоса, детские голоса.
Она секунду постояла перед дверью гостиной, собираясь с духом, затем тронула ручку и шагнула через порог. В свете одинокой керосиновой лампы к двери повернулись четыре лица — отца, матери, сына и дочери. На мгновение повисла тишина, а затем дети хором закричали: