Настала очередь Дохерти задуматься.
— Нет, — сказал он наконец. — Я не потому стал его другом, что считал его безгрешным. Если то, что он делает, правильно, я так и скажу. И ему, и Барни Дэвису. И наоборот.
— Тебя отправляют одного?
— Я не знаю. Опять же, если я соглашусь.
— То есть, дам ли я тебе мое благословение.
— Нет, не в этом дело. Я не это хотел сказать. Просто я уже ни в армии, ни в нашем полку не служу. У меня есть возможность выбора.
В улыбке Исабель отразились и печаль, и удивление.
— А ведь они тебя по-прежнему считают своим, — сказала она. — Мало одного долга и чувства товарищества, так они еще и делают вид, что ты сам все решаешь.
Он так же печально улыбнулся в ответ.
Исабель встала и пересела к нему на софу. Дохерти обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Если бы не niftos, я бы поехала с тобой, — сказала она. — Тебе наверняка понадобится кто-нибудь, кто бы прикрывал тебя со спины.
— Кого-нибудь я найду, — ответил он, целуя ее в лоб. С минуту или чуть больше они сидели в тишине.
— Насколько это может быть опасно? — наконец спросила Исабель.
Дохерти пожал плечами.
— Вряд ли можно понять, пока там не окажешься. Там находятся войска ООН, но я не знаю, располагаются ли они в тех же местах, что и Рив. Есть надежда на зиму — мало найдется психопатов, желающих разгуливать по снегу высотой шесть футов. Но военная зона есть военная зона. Это не пикник.
— Кому вообще взбредет в голову выбираться из дому в такую погоду? — сказала она.
— Видимо, мне, — ответил он тихо.
2
Нена Рив надавила ложечкой на пакетик с заваркой, пытаясь выдавить из него все и в то же время не порвать. Интересно, что пьют в Завике? Вероятно, талый снег.
Она уже приготовила вещевой мешок к походу, положив его на узкую койку. Эта комнатка, одна из многих пустующих в старом корпусе для медсестер, была размером шесть на восемь футов, с единственным маленьким окошком. Апартаменты далеко не шикарные, но, поскольку Нена возвращалась обычно из госпиталя с единственной мыслью поспать, удобства ее мало заботили.
За окошком открывался вид на крыши внизу и горные склоны на той стороне долины Мильд-жяка. На площади справа раньше стояла мечеть, окруженная зарослями акации, и ее хрупкий минарет с надеждой тянулся к небесам, но горожане порубили деревья на дрова, а сербский снаряд срезал верхнюю половину изящной башенки.
Послышался стук в дверь, и Нена впустила подругу, Хаджриджу Меджру.
— Готова? — спросила Хаджриджа, плюхаясь на койку. На ней были толстое поношенное пальто поверх армейских камуфляжных брюк, армейские башмаки и зеленый шерстяной шарф. Длинные черные волосы, собранные в пучок под черной вязаной шапочкой, со всех сторон выбивались прядками. Лицо Хаджриджы, которое Нена всегда находила красивым, теперь осунулось, как и у нее самой, глаза ввалились, скулы торчали.
Что ж, Хаджридже еще не перевалило за тридцать. И ничего еще особенного не произошло с ними, что нельзя было бы восстановить с помощью хорошего отдыха и полноценного питания. И чудо не в том, как они выглядят, а в том, каким образом городу с населением в 300 тысяч человек еще удается держаться.
Нена натянула пальто, надеясь, что два свитера и джинсы не подведут, и взялась за вещевой мешок.
— Готова, — неохотно сказала она.
Хаджриджа собралась с духом, глубоко вздохнула и поднялась.
— Я думаю, нет смысла уговаривать тебя не ходить?
— Нет, — сказала Нена, открывая дверь перед подругой.
— Расскажи еще раз, что этот англичанин сказал тебе, — сказала Хаджриджа, когда они миновали первый лестничный пролет. Лифт уже несколько месяцев не работал. — Он пришел в госпиталь, да?
— Да. И был немногословен...
— Он назвал свое имя?
— Да. Торнтон, как мне показалось. Он сказал, что явился из британского консульства...
— А я и не знала, что тут есть британское консульство.
— А его и нет, я проверяла.
— Так откуда же он взялся?
— Кто знает? Больше он ничего не сказал, только расспрашивал о Джоне и о том, знаю ли я, что происходит в Завике. Я ответила: «Ничего не знаю. А что происходит в Завике?» Он сказал, что и он бы хотел знать. В общем, разговор был наподобие того, что в одном из венгерских фильмов. Там два крестьянина обмениваются загадочными замечаниями посреди бескрайнего поля...
— Только вы-то не были посреди поля.
— Нет, я при этом еще пыталась разобраться с дюжиной пулевых и шрапнельных ранений.