Его голова мотнулась в сторону.
Она потрясла рукой, пошевелила пальцами.
– Проклятие! До чего же больно!
Она говорила, как леди, а ругалась, как матрос.
Кто она такая?
Она не хочет сказать. Но прежде чем кончится эта затея с похищением, он узнает.
Он подвинул их обоих, так что она оказалась полностью на койке, и навалился на нее всей тяжестью своего тела.
Эми, конечно, снова начала бороться. Она была в таком же бешенстве, оттого что потерпела поражение, в каком был он, оттого что оказался взаперти. Капля крови с его губы упала ей на лицо. Она резко отвернулась, будто могла избежать результата своего собственного действия.
– Вы опоздали, – сказал Джермин.
И ей-богу, она, кажется, поняла, что он имеет в виду.
Но она ему не поверила и не смирилась. Она стала царапать ногтями его лицо, и ее злые коготки метили прямо ему в глаза.
Он схватил ее за руки. Перестав улыбаться, он посмотрел на нее свирепо и сказал:
– Вы именно та женщина, которую я молил Бога никогда не встретить, – живая, смелая, решительная, непокорная. – Он опять поцеловал ее в губы. – Как оказалось, с такими, как вы, мороки больше, чем я мог себе даже представить.
Глава 11
– Черт бы вас побрал!
Эми должна была бы испугаться, что это посаженное в клетку животное, которое еще и нагло улыбалось, захочет ее изнасиловать.
Но она не испугалась.
Она поняла то состояние бешенства, в котором находился Нортклиф.
Это чувство сопровождало ее всю жизнь. Она яростно кляла судьбу, которая сначала сделала ее принцессой, а потом оторвала от семьи и бросила в незнакомый жестокий мир. Кляла Кларису за то, что сестра смирилась с тем, что их королевское достоинство больше никогда не вернется.
И вот теперь ее бурные эмоции столкнулись с яростью Нортклифа, словно два неистовых урагана.
Эми схватила Нортклифа за горло и почти задушила.
Он поднял голову и посмотрел на нее, молча требуя, чтобы она его отпустила.
Но он не схватил ее за руки. Не применил силу.
А у Эми желание задушить его неожиданно уступило желанию обнять.
Она обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала его так же смело, как это сделал он.
Его губы раскрылись и вместе со вкусом крови она ощутила его разочарование, гнев и желание. Все эти смешанные чувства нашли отклик в ее душе. Такого Эми никогда в жизни еще не испытывала – она почувствовала тяжесть мужского тела, которое обжигало ее страстью, услышала вырывавшиеся из его груди стоны. Ощутила боль в груди и прижалась к нему, чтобы унять эту боль.
Джермин коснулся ее волос и начал массировать голову и уши.
Она впилась в него ногтями, но не с тем чтобы причинить боль, а желая удержать. Между тем его язык оказался у нее во рту, и она со стоном удовольствия начала сосать кончик.
Его большая рука скользнула вниз и обхватила грудь.
Наслаждение пронзило ее тело. Но только на мгновение.
Внезапно она опомнилась.
– Черт бы вас побрал! – Она отпихнула его руку. Он смотрел на нее горящими глазами.
– Вы ничего не смыслите в поцелуях, – заявил он уверенно, будто знал все о ее прошлом и отсутствии опыта.
– Ничего подобного! – Это было неправдой, но ей не понравилось, что он считает ее такой наивной. А разве она не наивна, если осталась и позволила ему целовать себя и… О Боже, юбка задралась, и обнажилось ее бедро. Дрожащей рукой она схватилась за подол, чтобы прикрыться.
Но он опередил ее.
– А я говорю, что не смыслите! Вы девственница. – Его взгляд становился все жестче. – Меня похитила девятнадцатилетняя девственница, которая даже не умеет целоваться.
Отвращение в его голосе не смутило ее. Теперь она знала, что сказать. Ей не обязательно раскрывать себя. Она использует его слабости и спасется. Поэтому, не скрывая сарказма, Эми сказала:
– Как это, должно быть, унизительно, быть похищенным старой женщиной и молодой девушкой. Благородного лорда Нортклифа опоили каким-то зельем, посадили на цепь в погребе и держат там уже шесть дней, а его собственный дядя не желает заплатить за него выкуп, чтобы его освободили. Насколько я понимаю, он отказывается заплатить за ваше освобождение вашими же деньгами, не так ли?
Ей удалось его разозлить.
Он схватил ее за плечи.
– Еще ни одной женщине не удавалось так меня разозлить, как вам. Вы разговариваете со мной без уважения. Мало того, вы бросаете мне вызов. Иногда я даже согласен с тем, что это унизительно – быть обманутым простой девчонкой, – но тут вы совершаете что-то настолько несуразное, чего я в жизни своей еще не видывал.
– Что, например, милорд?
Джермин улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
– Вы дразните попавшего в ловушку волка, все еще находясь в его лапах.
Отчаяние и паника охватили ее. Он прав. Она действительно сказала глупость.
Эми попыталась выбраться из-под него и сесть, но он навалился на нее и прижал еще крепче.
Надо подумать. Силой ей не удастся освободиться. Значит, надо использовать свой ум, чтобы побольнее его ранить.
– Что вы собираетесь делать, милорд? Неужели обесчестить меня? Мне трудно поверить, что ваше огромное самомнение позволит вам поступить так с девятнадцатилетней девственницей.
– Вы пока не слишком напуганы, не так ли? – Он провел пальцем по ее горлу. – Вы не умеете целоваться. Вы совершенно не знаете мужчин. Вы иногда выражаетесь, как матрос, но защищены таким воспитанием, какого я не встречал ни у одной из своих знакомых девушек.
– Защищена? – Горький смешок был ему ответом. – Нас с сестрой вышвырнули из пансиона, – а мне тогда было девять лет, – потому что наш отец не мог больше платить за нас. С тех пор я скитаюсь по Англии, и у меня нет дома. Так что не называйте меня защищенной.
– Ваша сестра должна была вас защитить. – Теперь на ее шее были его губы. – Потому что вы маленькая дурочка.
Она сжала кулаки и ударила его по голове. Но он все еще был сверху.
– Надо понимать, что быть похищенным дурочкой еще хуже, чем то, что сделала девятнадцатилетняя девственница?
– Правильно. – Он опять улыбнулся. – А вас заманила в ловушку ваша глупая жертва.
Джермин все еще был в ярости. И он был намного сильнее.
Он поцеловал ее.
Но не так, как это было только что. Тогда они были врагами, которые боролись за… за что-то.
За превосходство. Да, именно за это. Превосходство.
Эми опять боролась, но безрезультатно, а он в это время не спеша преподал ей урок чувственности, которого она не понимала… и не хотела понимать.
Она все еще была готова наносить ему удары и ранить словами, но он стиснул обе ее руки у нее над головой и придавил ноги под тяжелыми шерстяными нижними юбками. Когда она попыталась повернуться на бок, он просунул колено ей между ног, так что раздвинул их шире.
Как же ей теперь спастись? Слева была стена, справа – он.
Хуже, чем ее беспомощность, было его спокойствие. Казалось, он думает только о ее теле, а ее враждебность его не интересует. Он коснулся языком ее уха, а потом тихо подул в него, отчего по телу у нее пошли мурашки. Осторожно взяв зубами ее нижнюю губу, он открыл ей рот и поцеловал… и на сей раз их поцелуй не был ни борьбой, ни уроком.
Сейчас он был мужчиной, а она – женщиной. Он наступал, она отступала. Холодные мурашки уступили место теплу от прикосновения ее бедра к его бедру. А его язык все время двигался, вызывая в ней ощущение беспокойства.
Просунув свободную руку ей под шею, так что ее голова откинулась назад, он дотронулся до нее губами.
Это была почти ласка, и ему удалось немного ее успокоить.
Он развязал узел на шали, прикрывавшей ей грудь, и постепенно стянул ее сначала с одного, а потом с другого плеча.
Скромный вырез и матовая кожа, видимо, ему понравились, но его взгляд остановился на скрытых под платьем выпуклостях ее грудей.
– Чудесно, – пробормотал Джермин. – Драгоценный подарок, обернутый в выцветший муслин. – И он стал одну за другой расстегивать пуговицы на лифе.