Эта женщина, понял Джермин, не раз приезжала во дворцы и роскошные особняки и всегда была в центре внимания. Она научилась тому, как заставить всех, кто ее встречает, уважать себя.
Он поверил ей, когда она сказала, что она принцесса. Это было единственным разумным объяснением ее образованности, царственных манер и гордости.
Однако раньше он не видел ее в действии.
Его жена была иностранкой, как его мать, но в отличие от нее Эми была рождена для того, чтобы править. Он тряхнул головой, стараясь отогнать эту мысль, момент триумфа был немного омрачен.
Если ее призовет долг, английский лорд вряд ли сможет удержать принцессу Бомонтани.
15 мая 1810 года
"Мой дорогой дядя,
сообщаю тебе невероятную новость! Мне удалось вырваться из лап негодяев, которые похитили меня с целью выкупа, и теперь я на свободе! Я знаю, что ты радуешься вместе со мною, и надеюсь видеть тебя на моем балу в честь моего тридцатилетия! Который (я имею в виду бал) обойдется мне гораздо дороже, чем я рассчитывал. Ведь надо разослать приглашения всем нужным людям, потом – расходы на еду и напитки, а еще придется нанять дополнительно слуг, и за все это следует заплатить. Поэтому, мой добрейший и дорогой дядюшка, мне требуется, нет, я прошу аванс в счет моего ежегодного содержания. По возможности больший, чем обычно, и сейчас. Пожалуйста.
Вероятно, до тебя дошли слухи о том, что я проигрался в карты. Уверяю тебя, это подлые сплетни, просто буря в стакане воды, и они совершенно лживы. К тому же я уверен, что смогу вернуть деньги без того, чтобы закладывать Саммервинд. Пожалуйста, переведи аванс на мой счет. Буду с нетерпением ждать тебя на своем празднике десятого июня и уверен, что ты, как единственный, кроме меня, живущий Эдмондсон, будешь встречен с полагающимися тебе почестями.
Твой любящий и верный племянник Джермин Эдмондсон достопочтенный и благородный маркиз Нортклиф.
Харрисон Эдмондсон расхохотался. Его смех эхом отозвался в пустой конторе.
За дверью его слуга съежился и закрыл руками уши.
Харрисон потер руки. У этого сопляка все же есть мозги! Кто бы мог подумать? Теперь все ясно.
Нортклиф организовал собственное похищение, потому что ему нужны были деньги. В общем-то довольно умно, поскольку многие дядюшки из любви к племянникам тут же заплатили бы выкуп.
Харрисон нахмурился. Непонятно только, почему Нортклиф не бросает ему обвинений в том, что «добрейший дорогой дядюшка» не выкупил его?
Да потому, что Нортклиф ничего не знает о том, что у дяди столько наличных денег, что он мог бы сразу же заплатить не только десять тысяч фунтов, а во много раз больше, когда деньги за фабрики и все поместья перекочуют к нему в карман.
Он снова нахмурился. Нортклиф напомнил ему о том, что приближается его тридцатилетие, а он, Харрисон, еще ничего не сделал, чтобы его устранить. Никому из тех, кого он нанял, не удалось прикончить сопляка – ни наемному убийце, ни кучеру его кареты, ни его дворецкому, который забил дула коллекционных пистолетов Нортклифа. Все это доказывало правильность аксиомы: «Если хочешь, чтобы дело было сделано, сделай его сам».
Харрисон позвал своего камердинера и приказал ему запаковать вещи для бала в Саммервинд-Эбби. Потом, хваля себя за свое необычное хобби, он отобрал кое-какое оружие, чтобы испробовать его на своем племяннике, если представится такая возможность.
Глава 23
– Я долго думала и поняла, почему меня так привлекает лорд Нортклиф. – Альфонсина, графиня Кювье, сидела словно жирная довольная кошка в центре гостиной в Саммервинд-Эбби. И добавила игривым тоном: – Все сводится к одному: я хочу взобраться на его самую высокую вершину.
Окружавшие ее дамы – мисс Хилари Кент, леди Феба Брейт и ее светлость герцогиня Сеймур – слушали ее и давились смехом.
Эми загадочно улыбнулась и прошла мимо.
Сопровождавшие ее джентльмены – лорд Хауленд Лэнгфорд и его брат Мэннинг Лэнгфорд, граф Кенли, шокированные откровенностью графини Кювье, отвели глаза.
– Его выбор невесты разбил мне сердце, – продолжала леди Альфонсина. – Выбрал девушку, которая выдает себя за принцессу, хотя никто никогда о ней не слышал. Подумать только!
– Абсурд какой-то! – подхватила мисс Кент. Конечно, эти дамы видели, что Эми направляется к дверям гостиной, и окунули свои острые язычки в яд.
– Жила с ним до свадьбы и уверяет, что она сирота. – Леди Феба понизила голос, но не настолько, чтобы Эми не могла услышать каждое ее слово: – Слуги говорят, что их спальни расположены в разных концах огромного дома, но вы же знаете, насколько ненадежны слухи, распространяемые слугами.
– Можно было подумать, что после скандала с его матерью он не совершит ошибки и не выберет в жены неизвестно кого, – не унималась мисс Кент.
– Это точно, – поддержала ее леди Альфонсина. – Но это только доказывает, что плохое воспитание когда-нибудь выйдет наружу.
Повернувшись, Эми вернулась в гостиную. Было видно, что она собирается выпустить коготки. Но Кенли придержал ее за локоть.
– Не обращайте на них внимания. – Он слыл человеком безупречного вкуса, хотя и был известен тем, что для интимных отношений предпочитал людей одного с ним пола, а женщины существовали для него лишь в качестве друзей. – Они просто ревнуют.
– Мне все равно, ревнуют они или нет, но я не позволю им говорить неуважительно о Джермине или его матери.
– И что вы собираетесь сделать? – спросил Кенли. – Столкнуть их головами?
– Думаете, я не сумею? – Она глянула на него искоса.
Он поспешно отпустил ее руку.
Впрочем, он прав. Не стоит устраивать сцен здесь и сегодня. Зачем давать повод для новых сплетен? Лучше сосредоточиться на ужасном убийстве ее дорогого жениха… которое очень скоро произойдет.
Она направилась к выходу в сад, где в большой беседке был накрыт стол с легкими закусками. После того как Джермин примет поздравления с днем рождения, последует трагический несчастный случай – при свидетелях, – а вечером в его честь будет дан бал.
Слуга распахнул перед ней двери, и она вышла на широкие ступени парадного входа. Джермин и Эми успели доехать до дома до того, как начался шторм, который бушевал три дня, выдирая с корнем деревья, барабаня в стекла окон и с грохотом швыряя огромные волны на скалы. После шторма садовникам пришлось срочно приводить в порядок клумбы, убирать упавшие деревья и сгребать листья с дорожек. Но сегодня никаких следов бури уже не осталось, светило яркое солнце, небо было голубым и без единого облачка. Лучшего дня для празднования своего тридцатилетия маркиз Нортклиф не мог бы выбрать.
– Кенли, ты ревнуешь, потому что Нортклиф теперь для тебя недоступен, – сказал лорд Хауленд.
– Да, но я не выставляю напоказ свое горе перед его невестой. – Кенли казался шокированным, но добавил с хитрецой во взгляде: – Хотя, моя дорогая принцесса Презрение, если бы вы позволили мне дать вам совет, как одеваться, вы могли бы заставить этих ведьм упасть перед вами на колени – в метафорическом смысле.
Эми улыбнулась братьям – таким разным и все же добрым. Джермин представил их ей как своих лучших друзей и попросил их позаботиться о ней, пока он будет улаживать кое-какие дела.
– Мне все равно, как я одета и что я смогу заставить этих ведьм упасть передо мной на колени каким бы то ни было образом – метафорическим или другим, – и мне совершенно определенно наплевать, что леди Альфонсина желает взгромоздиться на милорда. Или, может быть, вы, Кенли. Ни у одного из вас не хватит духу.
Кенли прижал платок к дрожащим губам.
– Принцесса Презрение! Вы говорите ужасные вещи!
Но ей показалось, что он фыркнул.
А лорд Хауленд расхохотался в полном восторге.
– Брось, Кенли! Ты вовсе не шокирован. Тебя задело, потому что ты не ожидал такого ответа!
– Это правда. И все же я верю, что нет ничего более бесподобного, чем влюбленная женщина, причем настолько, что даже нельзя заставить ее ревновать.