Эми посмотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Влюбленная? Что вы имеете в виду?
Оба брата захихикали, будто это была удачная острота.
Неужели она ведет себя как влюбленная женщина? Кенли громко вздохнул.
– Тем не менее мое предложение остается в силе. С вашим чувством стиля и моим умением мы сможем сделать из вас самую эффектную женщину в высшем свете.
А как ведет себя влюбленная женщина?
Эми не хотела говорить о моде.
Ей надо было знать, почему он сказал, что она влюбленная женщина. Она вовсе не была влюблена. Она просто согласилась быть с Джермином на протяжении года. Потом они решат, будут ли они венчаться в церкви… Какое значение имело то, что они должны предохраняться и что появление на свет ребенка сделало бы языческую церемонию настоящим браком. Если бы ее спросили, она бы ответила, что до сих пор не знает, что она чувствует к Джермину или… является ли он ее избранником. А еще она не знала, почему не смогла застрелить его.
Но, что было самым главным, она не поняла еще, какие чувства испытывает к ней он.
Если не считать, что он всячески старается сделать ее полноправным членом своего общества, в частности, предоставив ей спальню в противоположном крыле дома. Правда, комнаты соединялись тайным ходом, по которому Джермин приходил к ней каждую ночь, но об этом никто не знал, очевидно, даже слуги.
– У меня есть Биггерс и служанка-француженка, которую он нанял, и они оба вложили много труда в мое платье, – сказала она как можно более небрежно. – Но, Кенли, вы должны понять… я не стану носить ни колючие кружева, ни шлейф, на который я все время буду наступать, ни такое декольте, что не смогу танцевать из боязни, что я из него вывалюсь.
Лорд Хауленд снова рассмеялся с тем же восторгом. Кенли остановился и прикрыл глаза ладонью.
– Вывалиться? Мы бы не стали пользоваться такими словами в отношении вашей элегантной фигуры, миледи. Вас не убудет, если вы хотя бы раз воспользуетесь огромными ресурсами Нортклифа.
– С того дня, как мы познакомились, Нортклиф только и делает, что балует меня.
– У вас по крайней мере есть что-нибудь сногсшибательное для бала в честь дня рождения Нортклифа? – с надеждой в голосе осведомился Кенли.
– Сногсшибательнее некуда, – уверила его Эми.
– Опишите мне его, – потребовал он.
– Как вам сказать. Я думаю, оно розовое. – Она попыталась вспомнить, но в последнее время ей пришлось перемерить столько платьев. – Или голубое.
– Розовое или голубое, – почти про себя сказал Кенли задумчиво.
Он казался таким расстроенным, что она решила его немного утешить.
– Вспомнила. Оно розовое.
Умоляющим тоном он сказал:
– Вы теперь законодательница моды. Вы красивы, вы покорили сердце неуловимого лорда Нортклифа, а по слухам, вы еще и принцесса. Нортклиф даже придумал для вас забавное прозвище – принцесса Презрение. Все женщины света завидуют вам. Но такая слава мимолетна. – Кенли серьезно нахмурил брови. – Как вы рассчитываете удержать ее, если ничего не будете для этого делать?
– Она ее удержит именно потому, что не станет стараться. Я считаю, что она очаровательна такая, какая есть, – ободряюще улыбнулся лорд Хауленд. Они уже подошли к беседке.
– Согласен. – Кенли поклонился Эми с почтением.
– Спасибо, – сказала она, но, заметив Джермина, беседовавшего с пожилой леди Гамильтон, сразу же забыла и про Кенли, и про Хауленда, и вообще про всех гостей. Она видела только Джермина – его стройную фигуру, блестящие каштановые волосы, его мягкие губы, которые так умело дарили ей наслаждение каждую ночь.
Джермин еле заметно ей кивнул и продолжал свою беседу с леди Гамильтон.
А сердце Эми затрепетало. Какой он милый – заботится о пожилой женщине, которая из-за начинающейся глухоты не может принять участия в общей беседе.
Длинные столы были покрыты белыми скатертями и уставлены закусками и бутылками с напитками. Слуги в ливреях разносили шампанское. Нарядно одетые женщины и мужчины гуляли по саду, восхищаясь цветами, пересаженными из оранжереи на клумбы. О недавнем шторме, обрушившемся на поместье, напоминало лишь несколько голых пней.
Когда она успела полюбить это место?
Ее взгляд остановился на Джермине.
Когда научилась любить его.
Это было не место, а человек, которому принадлежит это место. Кенли и Хауленд правы. Она была по уши влюблена в Джермина, маркиза Нортклифа.
А он? Он тоже ее любит?
– Принцесса Презрение, вы со всеми знакомы? – спросил Кенли.
Она оторвала взгляд от Джермина и рассеянно глянула на Кенли:
– Что? Простите, что вы сказали?
– Вы знакомы со всеми гостями? – повторил он.
– Большинству из них меня представили.
Какое ей дело до всех этих людей? Ей нужен только Джермин. Любит ли он ее? Возможно. Она была уверена, что он любит ее тело. И он ею восхищается. Он поверил ей, несмотря на всю абсурдность рассказанной ею истории своей жизни.
Означает ли это, что он любит ее? Но как распознать любовь? Ей была знакома отцовская любовь и любовь сестринская, но не такая, что бушевала в ее груди с той же силой, с какой шторм гнал огромные волны и швырял их о скалы.
– А вы помните, как их зовут? – спросил Хауленд.
– Что? – И зачем только он прерывает ее мысли.
– Вы помните имена всех гостей? – терпеливо повторил он.
– Конечно. Искусству запоминать имена учат всех принцесс.
А когда они несколько лет скитались с Кларисой по дорогам Англии, это искусство было доведено до совершенства, поскольку запомнить имя означало запомнить разницу между тем, прогнали тебя метлой или накормили.
В глазах Кенли появился неподдельный интерес.
– То есть вы настоящая принцесса?
– Это так же верно, что я – разносчица товара.
Ее позабавило удрученное выражение лица Кенли. Если бы только он знал правду!
У нее больше не было времени на то, чтобы разбираться в своих чувствах, потому что вот-вот должна была начаться главная игра. Но вечером, когда все закончится и негодяй будет повержен, она поговорит с Джермином. Она прямо ему признается, что любит его, и спросит, любит ли он ее, и будет крепко его обнимать, ожидая ответ, и…
– Нортклиф хотел, чтобы мы представили вас некоторым незнакомым людям, – уныло сказал Кенли. – Как же нам выполнить его поручение, если вы ни на кого не обращаете внимания?
– Я не знакома с теми двумя джентльменами, которые стоят в стороне. Там, возле стола с холодным пуншем.
Лорд Хауленд сощурился от яркого солнечного света.
– Я так далеко не вижу. Ты знаешь, Кенли, у меня все хуже со зрением.
– Никогда не думал, что увижу этих двоих не в Лондоне! Это мистер Ирвинг Ливингстон и Оскар Ингрэм, граф Стоук, – ответил Кенли.
– Правда? Интересно, они-то зачем приехали? – сказал Хауленд и, повернувшись к Эми, пояснил: – Эти джентльмены были близкими друзьями отца Джермина. Когда он был жив, они довольно часто здесь бывали, но потом их визиты прекратились. Я удивлен, что Нортклиф решил их пригласить.
– Я думаю, что он их не приглашал. – Эми знала об этом, потому что изучала список приглашенных, чтобы запомнить имена, но имен этих джентльменов в списке не было.
– А посмотрите вон на того джентльмена. Он выглядит очень суровым и… красивым! Совсем не похож на завсегдатая светских раутов.
– Где?
– Около пня того большого дерева.
Эми сразу его увидела.
Он наблюдал за ней.
Впрочем, за ней наблюдали многие – ведь она была невестой Джермина.
Но этот человек следил за ней как-то по-особому. Он действительно был красив и выглядел суровым и смотрел так, словно оценивал ее. А когда он, видимо, принял решение, он кивнул ей, будто посылая какое-то сообщение.
А какое – она не поняла. И почему он думает, что имеет право посылать его?
– Похоже, – в отчаянии воскликнул Кенли, – вы одержали еще одну победу! Вы его знаете?