Я для него — подстилка. Тетка явно убедила его в том, что я бывалая шалава… Это у нее получается отлично. Раньше, стоило даже на работе на полчаса задержаться, начинала меня клеймить. Богатая практика.
Итак, мой «хозяин» живет в гостинице. Уже радует. Здесь люди… персонал. Можно позвать на помощь. Надеюсь, что это спасет меня. Пусть надежда призрачна.
Все эти мысли мечутся в моей раскалывающейся голове, а Людвиг… Ох, ну и имя у него, пугающее и потрясающее одновременно… только вот сейчас меня от другого трясет… потому что Людвиг начинает раздеваться. Во рту моментально пересыхает.
Я понимаю, он иностранец, голландец. Где-то я читала, что они к таким вещам как секс относятся предельно легко. Свобода нравов у них, наркотики, опять же. Улица красных фонарей. Боже, откуда я все это знаю? Где-то прочла или передачу смотрела… Вот только ничуть не легче от собственной любознательности, скорее наоборот…
Мне страшно, очень. И в то же время, при виде мускулистого мужского тела пересыхает в горле. Я смотрю украдкой на идеальные кубики пресса. О да, этот самовлюбленный голландец явно обожает себя и свою фигуру.
А я… мне настолько неловко, что хочется сквозь землю провалиться. Потому что он притягивает взгляд! Это ужасно…
Что, если прикажет раздеться и мне?
Оглядываю комнату на наличие лампы или вазы. Эти предметы всегда выручают людей, попавших в беду. Двину по башке… Да, добавлю себе срок в добавок к нанесенному материальному ущербу, физический — куда хуже… Но разумно мыслить уже не получается, я схожу с ума от страха…
Но этот человек не чудовище. Он спросил голодна ли я, и немного от сердца отлегло. Если волнуется обо мне… значит не станет боль причинять? А может с ним можно договориться?
Но тут он произносит фразу, которая вновь поднимает в душе огромную волну ненависти.
— Я не трахаю женщин перед ужином. Тебе нечего бояться. Я просто хочу переодеться и тебе, кстати, тоже не помешает.
Какая же сволочь! Мало того, что связал по рукам и ногам непонятными мне бумагами, да и долг велик, знаю, что не врет, слышала про эти бутылки, о них неделю сплетни ходили… Об их дороговизне. Я действительно нанесла ущерб… Но расплачиваться собственным телом это чересчур! Надо так и сказать ублюдку.
Но тут Людвиг дает мне еще передышку, предложив пойти в душ. С радостью соглашаюсь, и дело не в том, что одежда до омерзения липкая и холодная. А потому что чувствую, как к глазам подступают слезы. Я не плакса, о нет. Наоборот. Презираю мокроту. Никогда не позволяю себе… И вот сейчас чувствую, что не выдержу.
Не хочу, чтобы он видел мои слезы.
Скрываюсь в ванной и захлопываю за собой дверь — громко получилось, и от этого румянец стыда на щеках. Не привыкла громко заявлять о себе… Столько лет играла в невидимку… Ничего со мной не происходило… И вот пожалуйста, событий безумный калейдоскоп закружил так, что вот-вот захлебнусь… Ощущение, что тону. Барахтаюсь, но надежда выплыть тает с каждым движением…
Мне нужна всего минута, чтобы собраться с мыслями. То есть нет, мне нужна целая жизнь, чтобы все разложить по полочкам и пережить весь этот ужас… но могу позволить себе только минуту… Разглядываю себя в зеркале при ярком свете, тут множество лампочек и в потолке, и на стене… Такой как сейчас, ни за что не захотела бы увидеть себя снова. Глаза, потемневшие от боли и унижения, широко открыты, чтобы не дать пролиться собравшимся в уголках слезам. На лице красные пятна, и от смущения, и от нервов… а рот сжат в тонкую скорбную линию.
Страдалица… овечка на заклание. Но я не позволю так с собой… Я выберусь из этой ситуации. Сбегу. Обязательно. Надо лишь продержаться, дождаться, пока отвлечется… уйдет куда-нибудь. Надо тщательно выбрать момент.
Ничего другого мне в голову просто не приходит.
В конце концов, я беру себя в руки и даже залезаю под душ, прежде проверив раз двадцать замок на двери. Но он достаточно хлипкий и, если Людвигу взбредет в голову ворваться ко мне, вряд ли это устройство его остановит. Но я настолько омерзительно себя чувствую, грязной, липкой, что мне уже все равно.
Выхожу, наверное, спустя час, мечтая, чтобы босса не оказалось в номере. Но он там. За накрытым столом. Я надеялась, что есть мы будем в ресторане, а потом удастся ускользнуть незаметно. Куда? Я не знала. По-хорошему надо бы утра дождаться. На улице темнеет. Как мне добираться до Тани без денег? На моем пальце — тонкое золотое колечко, единственное мое украшение и память о маме… Придется использовать его… Обменять хоть на карточку на метро…