Но всегда есть “но”.
Идиллию портит тетя Катя, заявившаяся накануне Рождества, как всегда без приглашения и вместе с мямлей-мужем и тремя великовозрастными дочурками.
Стоит этой семейке перешагнуть через порог, и разверзаются врата ада.
— Я бы такую плитку не выбрала. Правда, Семен? Сюда бы подошла с красным оттенком, — практически с порога заявляет незваная гостья.
Дядя привычно бурчит что-то невнятное, вроде как соглашаясь. Мама поджимает губы, проглатывая хамство.
Дядя Миша терпит только ради мамы. Его бы воля, он бы уже смазал им лыжи на выход. Невоспитанные племянницы уже несутся по лестнице на второй этаж, внизу остается только старшая.
Я поднимаюсь и молча иду за ними.
— Я буду спать здесь! — орет Влада, средняя из трех сестер, пока младшая обследует спальню родителей, выдвигая ящики комода.
Ненавижу!
— Не будешь, — заявляю я.
— Это еще почему? — Глядит на меня с прищуром это исчадие.
Из всех трех Влада самая противная, вся в тетю Катю.
— Потому что здесь сплю я. Это — моя комната.
— Подумаешь! — Кривит губы сестренка.
— Мама тебе скажет и… — влезает в наш разговор Варя, самая младшая и самая глупая из всех трех.
Я молча закрываю перед ними дверь и приобняв за плечи направляю к лестнице.
— Идите за стол, пожалуйста. Угощение стынет.
Поесть сестры любят едва ли не больше, чем совать нос в чужие шкафы и дела.
Мы спускаемся, и я едва сдерживаю позыв придать им ускорение традиционным образом. А внизу типичная картина, на которую я насмотрелась еще в детстве.
— Кто же так готовит этот салат? Все знают, что нужно класть докторскую колбасу. Почему здесь нет ни кусочка колбасы? И порезано все слишком крупно. Надо резать помельче! — визгливо возмущается тетя, на тарелке которой лежит целая гора пищи.
Ну да: попробовать надо все. Такой принцип. Только в случае тети Кати он звучит: попробовать надо все и обязательно раскритиковать в пух и прах.
Мама что-то пытается мямлить, беспомощно посматривая на мужа. Дядя Миша изо всех сил старается быть вежливым и не сорваться. Дядя Семен молча уплетает все, что ему положено, не взирая на недостающие ингредиенты и неточность их форм. Вика, самая старшая из дочерей тети Кати, картинно кривит нос, и бормочет, что она на диете, а тут, видите ли нет ничего подходящего, могли бы и позаботиться о любимой родственнице.
Сорвавшись, вскакиваю и кидаю ей на тарелку соленый огурец, а тете подвигаю нож и колбасу.
— Вот. Можете крупное порезать, а недостающее добавить.
Все в ужасе молча смотрят на меня. Дядя Миша одобрительно кряхтит.
— Тебе бы к психологу сходить… — бубнит Вика, а ее сестры хихикают.
Похоже, они недолюбливают старшую сестренку.
И тут тетя Катя решает, что самое время припомнить мне, как грустно они провела эти праздники, мотаясь на перекладных, сколько денег зря потратила и кто в этом виноват.
Я делаю вид, что мне совершенно неинтересны ее вопли, ем спокойно, мамуле подкладываю салатиков, улыбаюсь дяде Мише. Почему-то истерики тетки меня совершенно не трогают. Даже когда она срывается на визг, я лишь недоуменно изгибаю бровь.
— Вы совсем одичали в своих странствиях. Предупредили бы, что приедете, я бы вам всем купила в подарок по книге этикета.
Теть Катя задыхается от ярости, но, видимо, в моем взгляде и поведении считывает нечто такое, что затыкается и молча ест салат. Она надута, как жаба, и я понимаю, что рано или поздно сорвется на очередную порцию визга, но лишь хмыкаю про себя.
Не в этот раз, тетя Катя.
Не в этот раз.
Отмечаю и позитивные моменты с другой стороны. Мама под моим суровым взглядом не соглашается уступить гостям свою спальню, и им приходится ютиться всем в одной-единственной гостевой комнате на первом этаже. Дядю Семена сразу же выгоняют на диван в гостиную, но кажется, ему все равно. А, может, он даже этому рад.
Сестры, вынужденные спать на полу на надувном матрасе вдвоем, все время ноют по этому поводу, намекая, что: «У Алинки есть целая комната, и она могла бы…»
— Не могла! — пресекаю любые разговоры на эту тему, из раза в раз подтверждая звание мегеры. — Хотите удобств — шуруйте в гостиницу. А нет — подчиняйтесь правилам этого дома.
Сестрицы в шоке, тетя Катя злится, выговаривает маме, но та пока держится, осаживает младшую. И, кажется, ей все больше это нравится. Может, и во вкус войдет.
Я все больше провожу времени в своей комнате, не в силах выслушивать очередное нытье или откровенные оскорбления. Да-да, Романа мне тоже припомнили в контексте: таскаешься неизвестно где и с кем, пока родственники, понадеявшиеся, превозмогают.
Ради мамы держусь, еще сутки, а потом меняю билеты. Все равно наша семейная идиллия нарушена и весь мир снова крутится вокруг маминой сестры.
Поводом становится момент, когда я обнаруживаю Владу в своей спальне. Она рассматривает подаренную мне Романом подвеску, которую я оставила в коробочке на тумбочке у кровати.
Вместо того, чтобы извиниться, эта хамка ничтоже сумняшеся выдает с ходу:
— Классная подвеска! Подаришь?
— Не подарю! — рявкаю я и выставляю сестричку за дверь.
Та жалуется матери, и тетя Катя принимается клевать мою маму, какую жадную и грубую дочь та вырастила.
Я как раз спускаюсь на кухню, чтобы налить себе воды и слышу их разговор.
— Не вам говорить о жадности. А вашу дочь я бы как следует выпорола. Это надо же только додуматься трогать чужие вещи без спроса! — вмешиваюсь я.
— Раньше тебя это не смущало… — выдает тетя Катя и тут же осекается, осознав, что ляпнула глупость.
— Меня это смущало всегда, — делаю акцент на последнем слове. — А вот вам бы не помешало получше воспитывать своих дочерей. Так и до воровства недалеко.
— Да как ты смеешь?! Зина, уйми свою дочь! Она совсем в этой своей Москве потеряла человечность! — Тетя заводит привычную волынку, добавляя слезу в голос.
Едва сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть воду ей прямо в лицо.
Закатываю глаза, цокаю языком и ухожу, не желая расстраивать маму еще сильнее.
День не задался. Роман не писал весь день, теперь еще и это.
Глава 9
Глава 9
— Может останешься? — уговаривает мама, наблюдая, как я собираю чемодан.
— Ни минуты! Я и так слишком долго все это терпела. Или я уеду, или спущу тетю Катю с лестницы уже этим вечером, и меня посадят. Я правда уже не могу терпеть. Даже ради тебя. Придушу ее вот этими руками!
— Алиночка! — ужасается мама.
Я подхожу к ней и беру за плечи:
— Мама, не позволяй ей руководить твоей жизнью! Она твоя и только твоя. Если нужно поругаться, сделай это. Без чувства вины выскажи все, что думаешь, — почти повторяю я слова, сказанные Ромой. — Если она тебя напрягает, просто выстави ее за порог! Это не ее дом, здесь она никто. Вы с дядей Мишей так старались сделать его уютным, а она… Она все портит. Откроет рот и обливает помоями, обесценивает ваш труд. Какая радость от таких гостей?
— Катька неблагодарная… — выдает мама здравую мысль. — Но ты права. Во всем права. Мне пора научиться справляться с ней.
— Именно! Ты не должна из-за нее страдать. Она не та маленькая сестренка из школы, за которой ты должна была следить. Она взрослая женщина со своей семьей. Хватит! Ты ей ничего не должна.
— Не должна, — шепчет мамуля.
— Да. И ты и только ты обязана научиться ей отказывать. Но если не справишься… А знаешь… зови на помощь дядь Мишу и давай ему полный карт-бланш. Пусть выгонит их взашей!
— Алина!
Мама шокирована, но я вижу, что мои слова упали на благодатную почву. В этот визит родственничков мы активно все ругались и спорили, и маме это очень не понравилось. Ей проще было уступить, чтобы дома было тихо-мирно.
Но споры многое прояснили. Да и мама будто проснулась после долгой спячки. Стала немного увереннее в себе.