— Что ж, ты не глуп, — усмехается Иен, не изменившись в лице и всё также буравя оппонента змеиным взглядом. — Узнаю, узнаю итальянские корни старого лиса! Достойный сын своего отца. И теперь сотрудничать с тобой мне ещё интересней.
— А вот мне с вами — уже как-то не особо. Старик совсем не умел выбирать друзей.
В ожидании единственно верного окончания партии, Амелия раскладывает лёд в остальные бокалы и отставляет чашку на каминную полочку. Ей отчаянно хочется увидеть вскрытие карт, потому как всё идёт к хорошему стечению обстоятельств. Ублюдки поедут в свой ЛА ни с чем, а она непременно станцует сегодня, но уже только для одного зрителя. Представив, как он будет пожирать взглядом изгибы её тела, она ощущает лёгкую волнующую пульсацию между ног.
«Покажи им, кто тут папочка» — мысленно молит она, чтобы всё это закончилось поскорей, и они остались наедине.
— Хм, тогда вскрываемся, — хмуро обозначает Кит и первым кидает карты на стол. Жалкий сет, который не имел шансов с самого начала.
— Флэш — с улыбкой выкладывает Иен на стол полный набор пиковой масти. Эми замирает в ожидании триумфа.
— Поздравляю, Иен. Стрит, — кидает свои карты Алекс, вызывая у своей подчинённой тихий писк ужаса.
Что, чёрт его побери?! У него была выигрышная комбинация, как такое может быть? Подменил? Но одно дело — шулерство в пользу победы, а вот в пользу поражения… Он свихнулся?
Отчаянно ловит его взгляд, пытаясь найти объяснение. В грязном шоколаде — искры азарта, беснующаяся тьма, магнетический водоворот. Пульс бьёт в виски, в гостиной становится критически жарко, и даже открытость наряда не спасает от духоты. Алекс смотрит на неё с кривой полуулыбкой, словно его проигрыш абсолютно спланирован. Выверен до этой минуты. Значит, он хочет, чтобы она это сделала. Хотел с самого начала. Демонстрация её фигуры и её ножа должна дополниться демонстрацией послушания. И когда до Эми доходит суть происходящего, то хочется взвыть от внезапно остро отдавшей в центр груди боли, жгучего яда.
Да он же просто хвалится ей, словно неплохой игрушкой в витрине магазина. Намеренно. Потому что она надоела. Потому что пора её спихнуть на кого-то ещё. Хоть на жадно облизнувшегося Кита:
— Что встала, детка? Твой хозяин проиграл, так что приготовься показать нам все свои способности! — он пошло хохочет собственной отвратной шутке. Но она ждёт последнего слова в робкой надежде, в следующую секунду разбивающейся на бриллиантовую стеклянную пыльцу:
— Вперёд, маленькая Эм. Музыку можешь выбрать сама, — милостиво разрешает ей Алекс, но от этого властность в тембре бархатного голоса не исчезает. А лишь скользит по коже, пламенем обиды и отвращения. Эми тихо всхлипывает, силясь не показать свою слабость. Не дождутся.
Она выживала и не в таком дерьме. Как можно более гордо вздёрнув подбородок — откровенный блёф — шефствует к музыкальному центру. Пальцы трясутся, едва попадая в кнопки на экране. В ушах гудит, и вроде бы мужчины о чём-то тихонько переговариваются, но для неё уже нет ничего, кроме факта: Алекс её продаёт. Словно надоевшую куклу, выкидывает на помойку. А чего она ждала? Что у него появятся к ней чувства, хотя бы жалость? Эгоист до мозга костей, видящий только себя, всегда.
«Ты пожалеешь. Я заставлю тебя пожалеть прямо сейчас, что ты смел принять такое решение. Я твоя, и хрен ты от меня отделаешься так просто» — злость вспыхивает в нервных окончаниях, даруя силы. И под первые ноты знакомой композиции Эми берёт из дальнего угла гостиной винтажный стул с деревянной резной спинкой, чтобы неспешно, царапая ножками паркет, протащить его под взгляды своих зрителей. Аккорды ритмичные, бьющие в голову, словно крепкий алкоголь. Желание показать хозяину, чего он лишается, горит в ней всё сильней, сплетаясь с вкрадчиво-сексуальным тембром исполнительницы:
I don’t like anyone better than you, it’s true/ Мне не нравится никто, кто лучше тебя, это правда.
I’d crawl a mile in a desolate place with the snakes, just for you/ Только ради тебя я бы проползла милю через пустыню, полную змей.
Она умеет быть желанной. Это несложно, когда внутри дымятся от едкой кислоты лёгкие, когда злость двигает каждой мышцей тела. Плавная проходка вокруг стула, демонстрируя ноги и бросая на единственного присутствующего для неё зрителя взгляд из-под полуопущенных ресничек. Поймав ритм внутренних демонов, рвущихся на тонкой цепи, начинает танец. Стул всегда беспроигрышный вариант, и Эми исполняет самый традиционный манёвр: садится на краткое мгновение, чтобы тут же сделать мах ногами, расставляя их намеренно широко. Чёртова юбочка, чёртово кружево тонких трусиков — похуй, это лишь для него, ни для кого больше. Изящно выдёргивает шпильки из пучка и наклоняется, чтобы на следующем аккорде резко вздёрнуть голову — и пепельные прядки рассыпаются небрежным водопадом по хрупким бледным плечам. Ободок с белой оторочкой чудом удерживается на ней, словно терновый венец.
I used to like liquor to get me inspired/Раньше я пила ликёр, чтобы вдохновить себя.
But you look so beautiful, my new supplier/Но ты выглядишь так прекрасно, мой новый поставщик.
Поднимается, соблазняюще покачивая бёдрами, нащупывает сбоку завязки юбки. Смотрит лишь на Алекса, закусив бордовую губу от яростного желания показать ему себя. И он видит: впитывает так жадно, словно разглядел её впервые. Глаза наливаются темнотой, и она знает, что это. Его желание. Его жажда. Мотнув ягодицами, Эми позволяет первому куску ткани упасть к её каблукам, обнажая подвязки и бельё. Дразнит, не давая никому смотреть слишком долго. Скоро же кульминация. Припев. Ритм музыки нарастает вместе с темпом её сердцебиения, которое напрямую зависит от внимания хозяина. Если он доволен — шоу будет продолжаться. Проходится пальчиками по своей шее, цепляясь за чокер, уходит к ложбинке груди, очерчивая оголённые до неприличия полушария. Стук в затылке неизбежно нарастает.
Cause I’m already high enough/ Потому что я уже под сильным кайфом,
You got me you got me good/ Я так, я так запала на тебя.
Вот он, маленький взрыв под рёбрами. И дерзкий разворот, закидывая ногу на стул. Ручки плавно скользят по бедру, привлекая внимание к идеальным формам, подчёркнутым чёрными чулками. Но ещё не время раздеваться полностью — только вытянуть свой нож из-за резинки, и, щёлкнув лезвием, демонстративно лизнуть вдоль холодного металла, сводя с ума начинающих задыхаться зрителей.
I’m already high enough/ Потому что я уже под сильным кайфом,
I only, I only, I only got eyes for you/ Для тебя у меня есть лишь, есть лишь, есть лишь взгляд.
И она дарит ему этот взгляд: дерзкий и страстный, полный обожания и желания отдаться ему полностью. Нож проворачивается умелыми пальчиками, чтобы затем лезвие скользнуло к краям верхней части наряда. Подцепив застёжку топа, резким движением вспарывает символические петли, и теперь лишь висящие на одних плечах ошмётки защищают её грудь от полного оголения. Он хотел, чтобы на неё пялились, завидуя ему? Сделано. Позволяет себе заметить, как напряглось его тело, словно готовясь к прыжку. Хищник. Её хищник сегодня на охоте, а она лишь приманка в силках. И ей начинает нравится его собственнический взгляд. Обида растворяется, уступая место искрам удовольствия и радости: он что, чёрт побери, ревнует?
Oh you’re phenomenal, feel like a domino, fall to my knees/ О боже, ты феноменален, чувствую себя словно домино, падаю на свои колени.
I am a malady, you are my galaxy, my sweet relief/ Я — недуг, ты — моя галактика, моё сладкое облегчение.
Сладко. Это и правда, сладкая пытка. Движения Эми становятся азартней и раскрепощённей, ножик она зажимает зубками, смыкая их на неприятно брякнувшей рукояти. Но так кажется ещё привлекательней, для него — уж наверняка, потому как Алекс дышит тяжело и рвано, всё сильней сводя брови. Он вертит пальцами бокал, и кажется, что стекло хрустнет, когда Эми по-кошачьи прогибается в спине, не забывая гладить изгибы своей фигуры. Подцепляет одну из подтяжек, не чтобы снять — а щёлкнуть по бедру, оставляя красный жгучий след. Он любит, когда ей больно. Напряжение становится физически ощутимым, тугим облаком под потолком гостиной, и весь мир растворяется. Есть только обоюдное желание, и к чёрту зрителей. Она хочет к папочке. Хочет прижаться к его ногам и если надо — умолять о том, чтобы он оставил её у себя и никому не отдавал.