— Могла бы и дождаться моего ухода, — женщина скривилась, переводя взгляд на кухонный гарнитур. Простенький, да, но свои функции выполнял на ура. — Ты могла бы жить в гораздо лучших условиях.
— Что, станешь предлагать мне содержание в обмен на хорошее поведение? Спасибо, твой муженек вчера уже пытался.
— Миша рассказал мне о вчерашнем вечере.
— Неужели, — выдохнула струю серого дыма в потолок.
— Он всего лишь хотел вернуть тебя домой, чтобы я не волновалась за твою жизнь, а в ответ получил оскорбления и физические увечья. Нахамила и убежала, даже про вещи свои забыла. Я, конечно, знала, что ты нестабильна, но не думала, что все настолько серьезно…
— А теперь послушай меня, мамочка. Твой драгоценный Михаил предложил мне трахаться с ним за деньги, а после моего отказа попытался изнасиловать, затащив практически в кусты, — голос звучал ровно, я смотрела прямо на мать и видела, как ее руки начинают дрожать. Она лишь сильнее вцепилась в свою сумку.
— Ты опять за свое, София? Почему ты так его ненавидишь? Почему хочешь разрушить мою жизнь?
— Зависимость от чужого мнения мешает смотреть правде в глаза? Конечно, при разводе ты останешься ни с чем, ведь тебе не хватает ума обеспечить себе подушку безопасности в случае чего. Спасибо, что вернула мне забытые вещи, — показала кавычки пальцами в воздухе. — Теперь тебе пора.
— Подожди, я не договорила. В прошлый раз я хотела предложить тебе кое-что, но ты меня не выслушала. Михаил метит на более высокую должность в политике, а для этого нужны большие деньги. У его хорошего друга есть сын, они уже договорились. Ты могла бы помочь нам, выйдя замуж за мальчика. Брак скрепит отношения, вложенный капитал пойдет на пользу обеих семей. Сможешь не работать, жить в элитной новостройке, путешествовать…
— Так, стоп. Я больше не могу слушать это. Мне абсолютно насрать на ваши планы. Господи, большего бреда я в жизни не слышала. В восемнадцать я сбежала, все эти годы ясно давала понять, что слышать о тебе, а тем более о твоем кошельке не желаю, а сейчас ты спокойно предлагаешь мне добровольное рабство ради квартирки пошикарнее? Серьезно? Ты так ничего и не поняла… — выдохнула устало, поворачиваясь спиной к матери, устремляя взгляд в окно.
— Просто подумай. Я не тороплю с решением. Ты можешь жить совершенно в другом мире, София, — обернулась, услышав, как мать поднимается на ноги. — В телефон я вбила свой новый номер. Надеюсь на твое благоразумие, — забрала сумку из ее рук, больше не произнося ни слова. Я устала стучаться в закрытые двери. Она предпочитает жить в своем розовом мире, где мне давно нет места.
После ухода матери проверила содержимое сумочки. Нашла визитку отчима, которую сразу же порвала на кусочки и спустила в унитаз. Номер женщины из телефонной книжки решила не удалять — буду знать, чьи звонки игнорирую. Обнаружила несколько пропущенных от Артема, датируемых несколькими часами ранее. Больше не звонил. Кажется, понял, где остались все мои вещи перед тем, как я вчера попала в его руки. Совесть не позволила мне проигнорировать возможное волнение мужчины, так что я сбросила ему сообщение, в котором написала о том, что со мной все в порядке и я уже дома. Почти сразу раздался сигнал входящего вызова.
Глава двадцать первая
— Наконец-то, — Артем выдохнул в трубку, а я вдруг почувствовала себя крайне паршиво. Нужно было хоть записку оставить утром.
— И Вам здравствуйте, Артем Викторович.
— Соня, какого черта ты сбежала? — в голосе чувствовалось раздражение.
— Мне срочно нужно было в город.
— Могла бы разбудить. Вместо этого исчезаешь бесследно. Что я должен был думать после вчерашнего?
— Что у меня были срочные дела? — замялась, нервно наматывая круги по комнате.
— Как ты вообще добралась? И откуда у тебя телефон? Я только позже сообразил, что в моем номере ты была уже без вещей, сначала пытался звонить.
— Я так и поняла. Мать вернула. Ну какая вообще разница? Ты что-то хотел? — прикусила губу.
— А тебе не кажется, что нам, как минимум, стоит обсудить все случившееся?
— Взрослые люди. Переспали, бывает, — практически дословно процитировала слова Ленки. Лучшая защита — нападение. Верно же?
— То есть ты так к этому относишься?
— А как надо?
— Уже без разницы. Я чист, если тебе интересно, — грубость в голосе резанула слух.