— Мне подруга тоже говорила недавно, что нужно вовремя наступить на горло своей гордости.
— Мудрая у тебя подруга.
Пожалуй, не буду это передавать Ленке. Короной ещё моя красотка начнёт царапать потолки.
— Давай ты пока начнёшь рассказывать мне всё. Артём потом дополнит какими-то деталями, — Виктор Сергеевич открыл небольшой блокнот в кожаном переплёте и приготовился записывать мою историю.
Я начала с детства. Очень стеснялась, прерывалась, чтобы смочить пересушенное горло очередным глотком кофе. Уже подоспевший к этому времени Артём незаметно от всех сплёл под столом пальцы с моими и сжимал мою ладонь, когда на особенно неприятных моментах я срывалась и незаметно для себя переходила на шёпот. Мужчины давали мне передышку и переводили разговор в какое-то нейтральное русло, внимательно слушая, когда я начинала вновь.
Ситуацию с подставой на тендере пересказал Артём, пока я ковырялась в своём десерте.
Умом я понимала, что не сделала абсолютно ничего для вызывания интереса такого рода со стороны моего отчима, но всё равно ощущала себя перед отцом моего мужчины какой-то грязной падшей обольстительницей. Я прекрасно понимала состояние женщин, которым стыдно заявлять о насилии в свой адрес, потому что каждый раз боишься услышать обвинения в свой адрес и увидеть в глазах окружающих молчаливое осуждение.
В конце разговора Виктор Сергеевич пообещал, что сделает всё возможное. Рассказал о каком-то высокопоставленном человеке, который был ему должен. Мы ещё немного посидели, обсудили возможность всё-таки собраться поужинать вчетвером — вместе с матерью Тёмы. Я клятвенно заверила отца моего мужчины в намерениях подумать об этом, он, в свою очередь, сказал, что поговорит со своей женой и постарается вложить в её голову мысль о том, что Ирина — пройденный этап в жизни её сына. Лучше бы, конечно, Маргарите Андреевне смириться с моим существованием и постараться держать хотя бы нейтралитет. В подруги я к ней и не набиваюсь.
Я стала ждать.
Глава пятьдесят девятая
Первые дни мониторила все новостные порталы нашего города, следила за каждой группой с новостями и скрещивала пальцы на удачу. К концу недели всё-таки успокоилась. К моему сожалению, не сама. Артём отправил меня на приём к неврологу, где мне выписали волшебные таблеточки успокоительного, которые отлично расслабляли. Мужчина не выдержал, когда сигареты из пачки на балконе начали исчезать с поразительной скоростью.
Ещё неделя.
Снова семь дней.
Месяц.
В сети начали мелькать заголовки с именем и фамилией моего отчима. Сначала это были какие-то мелкие скандалы. Волна нарастала. В один из дней мать подкараулила меня возле моего дома, когда я заезжала за новыми вещами. Я снова перебиралась к Артёму. Захоти он меня выставить сегодня — дело точно не обошлось бы одной сумкой.
— Соня, доченька, — женщина окликнула меня, когда я выходила из такси.
Это было ожидаемо. Я морально уже давно подготовилась к этой встрече, но не стоит забывать и о моей палочке-выручалочке в виде блистера с белыми маленькими таблетками. Чудеса фармакологии.
— Ты же в курсе, какое горе случилось в нашей семье? Под Мишеньку начали копать. Ты бы могла поддержать своих единственных близких людей…
Строго говоря, на любого даже самого честного бизнесмена можно что-нибудь нарыть при желании. Не представляю, что там за связи у семьи моего мужчины, раз они могут с легкостью подвинуть политика, у которого полиция прикормлена и штат своих людей в городской администрации.
— Я, мамочка, поддерживаю своих близких людей. Готовлю моему мужчине самые вкусные ужины, пока он буквально живёт на работе, открывая новый офис. Разрабатываю смешные детские книжки о врачах для медицинского центра его отца. Помогаю подруге выбрать самое красивое свадебное платье, потому что через два месяца она хочет затмить каждого присутствующего на торжестве. У меня, мамуль, есть семья, в которой всё прекрасно даже у пса, который научился наконец-то грозно рычать. А проблемы посторонних людей меня совершенно не волнуют. Не хочу ничего знать. Как когда-то не хотела ты, мам. Только главное отличие между нашими жизнями заключается в том, что у тебя каждый сантиметр был пропитан фальшью, ничего и не изменилось с тех пор, а у меня всё настоящее — родное и до безумия тёплое.
Растерянная женщина с внезапно потускневшим взглядом осталась стоять на улице, сжимая ручки своей баснословно дорогой сумки, а я скользнула в подъезд, в свою квартиру, где плакала, потому что каждое моё обращение к ней на букву «м» было показным и давно умершим. Справедливости ради, никогда и не существовавшим.