Момент был непередаваемо долгий и совершенно неправильный. А Роман Игоревич продолжал меня внимательно рассматривать, вгоняя теперь в жгучее смущение и доводя до томительного трепета. Я засомневалась в его равнодушии, в своей силе воли. В утренних заверениях себя, что ничего такого больше не случится.
Даже его помощь перестала таковой казаться, а перешла в неуместно затянутое и невыносимо интимное… объятие? А когда я уже была готова запаниковать, он отступил.
— Вы снова неправильно одеты, — Роман Игоревич, мой мучитель, медленно окинул меня с головы до ног оценивающим взглядом, пока на непростительно долгую секунду не остановился на груди — я тут же прикрыла её руками. Глупый, наивный жест малолетней модницы, вдруг вспомнившей, что у неё есть две штуки под подбородком, которые по мнению мальчишек, смотрятся “клёво”. Да, грудь была слишком открыта, но и платье было слишком красивым!
— Дресс-код всё же есть? — чуть ли не с вызовом уточнила я. Да, негоже так с возможно-будущим-боссом! Но и ему намекать на глубокое декольте своим “раздевающим взглядом” совсем не стоило.
— Нет, но может появиться, — холодно отрезал Роман Игоревич. — Раньше мне это в голову даже не приходило, — возобновил ход взгляда, изучая меня, как интереснейший экспонат. Без смущения и капли сомнений.
Кирсанов, словно видел меня насквозь, не смотря на то, что я прижималась к стенке лифта, как напуганная дурочка.
По телу пробежались мурашки и показалось, будто на обнаженную кожу кто-то направил ледяной поток кондиционированного воздуха. Одеться бы, или обнять себя руками…
Никогда такого чувства не возникало! Я всегда предельно избирательна в том, как выгляжу. Никаких оплошностей. В разврате меня не заподозрить! А тут чувство, что стою совсем голая…
Стоп! Но я ведь не голая! Я очень даже хорошо одета! И красиво. И стильно!
Во мне тут же взыграла гордость. Я отлепилась от стенки лифта и посмотрела Кирсанову прямо в глаза, стараясь быть сильнее, чем есть на самом деле.
Гордость, гордость, гордость, чтоб её.
И где она была вчера?
— И каким будет дресс-код?
Никаких трусов и колготок? От этой мысли даже смешно стало. И правда, о чем он может попросить?
Роман Игоревич ещё раз окинул меня задумчивым взглядом, и когда я уже думала, что сейчас точно набросится, чтобы снова пустить в ход своё уникальное умение “лапать”, он, увы, отвернулся.
— А давайте поэкспериментируем? — его тон вдруг стал таким лёгким, что я почувствовала укол разочарования. — Если вы пройдёте собеседование, конечно… — добавил значимо и с насмешкой.
Меня чуть отпустило. Лицезреть его спину, всё же не так напряжительно для нервов, как таранить друг друга прямым взглядом. При том, что я в нём упорно и озабоченно читала до неприличия много желания по отношению к своей скромной персоне, а Кирсанов при этом был сдержан и более не делал ко мне развратных порывов.
— В чём суть эксперимента? — ровно приняла вызов. Была уверена, Роман Игоревич не предложит что-то мерзкое или пошлое, по крайней мере, я на это надеялась.
— Будете ходить каждый день в принципиально разной одежде, пока я не скажу, что именно соответствует моим требованиям, — прозвучало немного странно: вполне допустимо, но что-то интимное читалось, неразумное. Так или иначе, я уже совсем не понимала, что к чему.
Но одеваться перехотелось однозначно.
И переодеваться перехотелось категорически.
На том разговор был окончен — кабинка остановилась, двери лифта открылись.
— Прощайте, Кристина Кравчик, — напоследок обронил Роман Игоревич, даже не обернувшись и не дожидаясь моего воспитанного “До свидания”, чётким шагом покинул лифт.
А квартира меня встретила тишиной.
Макса не наблюдалось, а я торопилась, даже один раз на жёлтый-мигающий проскочила. Я очень надеялась на этот вечер. И на НАС с Максом, потому что мне это было необходимо.
Мне были жизненно необходимы МЫ!
“Буду завтра. Срочное дело! Уехал по работе! ЛТ”
Я стояла перед холодильником и смотрела на чёртову записку под фотомагнитиком. Бумажка из блокнота Кравцова. Такую я видела очень часто в нашей совместной жизни. И это значило, что не будет гевюрцтраминера. Не будет магии вина… Не будет НАС!
А у нас есть традиция такая, нет-нет, да отмечать совсем несерьёзные события, самой лучшей бутылочкой белого. Макс сразу размякает как кот, становится открытым, ласковым, и с ним можно забыть про мир за окном.
Мы говорим. Очень много. Он меня обнимает за плечи, глупо шутит, как школьник, а я смеюсь в ответ. И это всё щемяще-нежно.