Мы прошли в низкую залу. Благодаря многочисленным газовым фонарям ее заливал яркий свет. В ноздри мне ударил резкий запах свежей крови.
— Позвольте мне представить вам миссис Донован и миссис Бэйли. Это люди, без которых невозможно себе представить нашу бостонскую организацию.
Две аккуратно одетые дамы средних лет склонились передо мной.
По какому-то молчаливому соглашению роль гида взяла на себя миссис Ларкин. В сопровождении нее, миссис Бэггинс и двух только что представленных мне дам мы прошли вглубь помещения.
У самого входа стояли четыре предмета, более всего напоминающие каменные саркофаги, по два справа и слева. Основание и крышка были искусно подогнаны друг к другу, щель между ними была едва заметна. Над каждым саркофагом было прикреплено устройство, напоминающее полиспаст — система блоков, очевидно, для более легкого поднятия массивной каменной крышки.
— Оборудование, как видите, старое, — услышал я голос своего гида. — Но свою основную задачу выполняет хорошо. Заведует всей дистилляцией миссис Донован.
Названная дама снова поклонилась, потом посмотрела вопросительно сначала на миссис Бэггинс, потом на миссис Ларкин. Обе кивнули. Миссис Донован прошла к ближнему левому саркофагу и с некоторым усилием начала вращать вороток, укрепленный на стене примерно на уровне ее поясницы. Блоки наверху пришли в движение, и крышка мягко поднялась.
Фактически саркофаг представлял собой каменный параллелепипед, разрезанный пополам. В нижней его части было устроено отверстие, в общем повторяющее очертания человеческого тела. Я предположил, что примерно такая же выемка должна находиться и в верхней, приподнятой части.
Во время плаваний мне приходилось видеть многое, в том числе и человеческие тела на различной стадии их разложения, в том числе и полностью сгнившие. Однако то, что находилось в выемке… Это был скелет, облепленный какой-то комковатой слизью, в этих комках слабо угадывались остатки человеческих органов. На треть углубление было заполнено густой, темной, жирно блестевшей жидкостью; я вдруг осознал, что эта жидкость — то, во что превращается человеческое тело после лежание в саркофаге, результат этой дьявольской операции.
Слизь на груди вдруг расслоилась, в жидкость посыпались более мелкие фрагменты, по поверхности пошла рябь. Миссис Донован вытащила фиксатор из ворота, крышка мягко опустилась на свое место.
Я отступил на два шага, ослепленный увиденным. Со мной вместе отступили и мои провожатые — кроме хозяйки дистилляционной, которая с недовольным видом нагнулась и начала одну за другой выдвигать заслонки в самом низу, у основания саркофага. Миссис Ларкин потянула меня за рукав.
— Не обращайте на нее внимания. Свет уничтожил результаты этого эксперимента, и она не очень этим довольна. Но вы должны признать, что сухая дистилляция освоена ею просто превосходно. Благодаря ее стараниям мы не испытываем недостатка в первоклассном аллуме. Весь наш химический отдел просто молится на нее.
Сейчас она одержима идеей двойного прогона. Это невероятно трудно, как вы понимаете, без колбы Брюннера или вассеровских ванн… но, я в этом уверена — своего она добьется. Это великое счастье — иметь такого товарища, как она.
Мы прошли еще несколько шагов, миссис Ларкин снова потянула меня за рукав. Остановка случилась около плотной черной занавески, натянутой, как мне показалось, у самой стены.
— А здесь уже начинаются владения миссис Бэйли, — торжественно возгласила миссис Ларкин, тут же улыбкой смягчив тон. — Это только малая их часть, остальное вы увидите внизу. Наши химики развернулись широко, и сколько бы не готовила вытяжек миссис Донован — им все мало.
Миссис Бэйли потянула за шнур, занавески раздвинулись. За ней оказалась ниша, длиной около трех метров, глубиной примерно в полтора.
Слева в нише стоял своего рода чан, причем стоял он на наклоненном в нашу сторону основании, так что снаружи можно было увидеть часть его содержимого. Возможность эта была связана с тем, что крышка чана была прозрачной, вернее — почти прозрачной — стекло было мутноватым, видимо, из-за большой толщины. В чане… сначала мне показалось, что там что-то кипит, так как там пузырилась, то поднимаясь, то опадая какая-то белесая слизь. Но через мгновение я понял — вернее, не понял, а ощутил, ощутил всем своим телом, что оно… живое. В крышку было вделано несколько трубок, из них по стенкам капала какая-то густая жидкость — пузырящаяся масса жадно слизывала ее. То и дело над поверхностью вырастали короткие отростки, со дна чана доносилось слабое постукивание; временами один из отростков прилипал к прозрачной крышке — на секунду, не более, потом медленно и тягуче от нее отходил и шлепался вниз, а слизь необычно быстро собиралась в крупные капли и сливалась обратно; стекло было чистым. Зрелище на самом деле было столь омерзительным, что полностью приковывало к себе внимание — я лишь через несколько минут сообразил, что было в другом, левом краю ниши.