– Она удивительная женщина.
– Неужели она так ужасна? – воскликнула миссис Луна.
– Я попрошу вас не говорить плохо о моей кузине, – ответил он в тот момент, когда мисс Ченселлор снова вошла в комнату.
Она пробормотала что-то, прося извинить своё отсутствие, но миссис Луна перебила её вопросом о мисс Таррант.
– Мистер Рэнсом находит её очаровательной. Почему же ты не показала её мне? Ты держишь её только для себя?
Олив задержала взгляд на миссис Луне, после чего сказала:
– Твоя вуаль лежит неровно.
– Ты хочешь сказать, что я выгляжу как монстр, – воскликнула Аделина, направляясь к зеркалу, чтобы поправить непослушную ткань.
Мисс Ченселлор так и не предложила Рэнсому присесть, и всё ожидала, что он скоро откланяется. Но вместо этого он вернулся к обсуждению Верены и спросил, не думает ли она, что если девушка выйдет на публику, то повторит судьбу миссис Фарриндер.
– Выйдет на публику? – повторила Олив. – Почему вы не допускаете мысли, что чистый голос должен звучать тихо?
– Тихо? Это было бы слишком несерьёзно, но не стоило бы и подниматься до крика. Не нужно надрывов, трагедий и лишних усилий! Она должна встать в стороне от других.
– В стороне ото всех? Пока мы будем беспокоиться, ждать её, молиться о ней? Если я желаю помочь ей, то это значит только, что в ней сосредоточена огромная сила добра.
– Или сила шарлатанства.
Эти слова вырвались у Бэзила Рэнсома, хотя он и дал себе обет не говорить ничего, что могло бы усугубить недовольство его кузины. Хотя он и понизил тон и скрасил острое слово дружеской улыбкой, она отпрянула от него, как если бы он толкнул её.
– Ну, вот теперь вы безрассудны, – заметила миссис Луна, поправляя свои ленты у зеркала.
– Вы бы не стали вмешиваться, если бы знали, как мало понимаете нас, – заявила мисс Ченселлор.
– Кого вы имеете в виду под этим «нас», мисс Олив? Весь ваш восхитительный пол?
– Пойдёмте со мной, и мы поговорим об этом по дороге, – сказала миссис Луна, закончив свой туалет.
Прощаясь, Рэнсом протянул хозяйке руку, но Олив не могла позволить ему дотронуться до себя и проигнорировала этот жест.
– Если вы хотите явить её народу, привозите её в Нью-Йорк, – сказал он, как можно дружелюбнее.
– В Нью-Йорке вы будете заняты только мной, и вам не понадобится никто другой. Я уже решила провести там зиму, – кокетливо заявила миссис Луна.
Олив Ченселлор смотрела на своих родственников, которые состояли с ней в разной степени родства, но были одинаково враждебны ей. И она решила, что для неё, возможно, будет лучше, если они будут вместе. В их дружеской связи она вдруг увидела для себя неясное спасение.
– Если бы я могла привезти её в Нью-Йорк, то не остановилась бы на этом, – сказала она, надеясь, что её слова прозвучали достаточно загадочно.
– Ты говоришь так, словно записалась в агенты. Ты собираешься заняться этим бизнесом? – спросила миссис Луна.
Рэнсом не мог не заметить, что мисс Ченселлор не пожала его протянутой руки, и он почувствовал себя уязвленным. Он остановился на мгновение, прежде чем покинуть комнату, положив руку на ручку двери.
– Скажите, мисс Олив, зачем вы написали мне и пригласили к себе?
Он задал этот вопрос с лицом, выражавшим веселье, но его глаза на мгновенье озарились жёлтым зловещим светом, который быстро погас, стоило ему замолчать. Миссис Луна спускалась вниз, оставив своих родственников наедине.
– Спросите у моей сестры. Думаю, что она скажет вам, – ответила Олив, отвернувшись от него и подойдя к окну.
Она продолжала стоять, когда услышала звук захлопнувшейся входной двери, и увидела две фигуры, вместе пересекающие улицу. Как только они скрылись из виду, её пальцы быстро задвигались, наигрывая мелодию по невидимым клавишам подоконника. Казалось, на неё вдруг нашло вдохновение.
Бэзил Рэнсом тем временем спросил миссис Луну:
– Если она не хотела, чтобы я ей понравился, зачем тогда она писала мне?
– Потому что ей хотелось, чтобы вы понравились мне.
Вероятно, Олив не ошиблась, потому что, когда они достигли Бикон-стрит, Рэнсом наотрез отказался оставить миссис Луну и не допускал даже мысли, что она продолжит свой путь в одиночестве. Ради этого он был готов пожертвовать даже тем незначительным отрезком времени, который остался ему в Бостоне для завершения дел. Она обратилась к его южной галантности и не прогадала: по крайней мере, на практике он признавал за женщинами кое-какие права.