Надеюсь, однажды она станет моей девушкой.
«Ах, Бекс…», — подумала я, засыпая. — «Я всегда ею была».
Глава 10
Вина. Она пожирала меня изнутри, и все, что я могла – это сидеть и себя гнобить, в то время как Бекс забивал третий гол за вечер. Толпа зааплодировала, он помахал в воздухе кулаком, болельщики Боулдера заохали. Парень был в ударе. Девушки строили ему глазки, слева и справа доносился свист. Громче всех свистела хорошенькая брюнетка, сидевшая примерно двумя рядами ниже, которая держала плакат с надписью, заключенной в большое блестящее розовое сердце: «Бекс, ты женишься на мне?».
— И ты позволишь ей выйти сухой из воды? — спросила находившаяся рядом со мной Хукер.
— А что я могу поделать? — пробормотала я. — Она никому не причиняет вреда.
Нахмурившись, Хукер посмотрела на меня.
— Скажу тебе, что сделала бы я. Будь Бекс моим мужчиной, я бы выхватила у нее этот плакат и швырнула ей в лицо. Показала бы, что к чему.
— Я так не могу.
— Это послужило бы ей хорошим уроком.
Я была плохим человеком, совершеннейшей лицемеркой, потому что именно это и хотела сделать, как только увидела плакат. Это желание усилилось, когда девушка попыталась мимолетно улыбнуться Бексу, который в перерыве повернулся и стал осматривать трибуны.
— Эй, Бекс, — крикнул Олли, — не думаю, что ребята из Пенсильвании видели это. Ты хочешь добить голы до четырех?
— Да, — сказал Тэд. — Хотя обрати внимание на Калифорнийский университет. Может быть, им ты нужен еще больше.
— Мой голос за Мичиган, — крикнул Клейтон со скамьи.
— Университет Северной Каролины, — завопил кто-то, и его встретили радостными возгласами.
— Индиана!
— Это должен быть Луисвилл!
— Ни за что! Огайо!
— Ну и что же это будет, сынок?
Бекс пожал плечами, когда толпа стала выкрикивать новые названия школ, а рекрутеры старались выглядеть так, как будто их это не волнует. Они плохо справлялись с этой работой. Все до единого сидели на краешках своих кресел, выпрямившись и напряжённо дожидаясь ответа Бекса. Он должен был появиться со дня на день. Рекрутеры учебных заведений ждали уже несколько месяцев. Помимо трех голов, Бекс уже сделал пять перехватов, две передачи и заблокировал пару голов. Это была одна из главных причин, почему они хотели его заполучить. Он был одинаково силен как в обороне, так и в нападении.
— Бекс, ты такой красавчик!
Голос брюнетки был громким и высоким, как сирена. От этого звука волосы у меня на затылке встали дыбом.
— Придешь ко мне на вечеринку в эту субботу?
— Нет, идем со мной домой, — послышалось от огненно-рыжей девушки, сидевшей в нескольких креслах от меня. — Мы хорошо проведем время.
Тогда-то я и решила, что мне не нравится красный цвет.
— Эй, — взвизгнула брюнетка. — Он мой!
Рыжая тряхнула волосами.
— Мечтай дальше, милая.
— Эй, — Хукер стояла, уставившись на них обеих, пока они не повернулись. — Бекс – это собственность Салли Сью Шпиц. Вот этой девушки... — она указала на меня, и я съежилась. — ...Он – ее парень, вы поняли? И оставьте его в покое.
— Да, отвалите, — добавил Лео. Еще пара «да» донеслась с мест поблизости, от людей, которых я даже не знала. Я еще глубже погрузилась в свое кресло.
Девушки усмехнулись, но спорить перестали.
— Хорошо, — Хукер удовлетворенно опустилась на место.
Встретившись со мной взглядом, Бекс улыбнулся и поднял вверх ладони, как бы говоря: «Они меня любят. Что поделаешь?» – прежде чем Креншоу потащил его обратно к группе.
— Все в порядке.
Лео похлопал меня по плечу.
— Бекс все равно никогда не поведется на них.
— Это точно, — согласился Тэд. — Он полностью твой, Салли.
— Хотя эта рыжеволосая довольно горячая штучка, — добавил Олли, за что получил от мистера Кента пощечину. — Ну и ну, я же только что сказал, что он верный. И все.
Это, кажется, удовлетворило родителей, и миссис Кент вернулась к разговору с моей мамой, которая подмигнула мне и одобрительно кивнула Хукер.
Моя ответная улыбка была отчасти гримасой.
Сидя там, в своем свитере Гриффиндора, я чувствовала себя так, как будто была на самом дне, мошенницей, негодяйкой.
Слизеринцем.
В конце концов, только слизеринцы солгали бы ради собственной выгоды. Только слизеринцы смогли бы воспользоваться преимуществом дружбы и попросить друга сделать что-то настолько нечестное. И никто, кроме слизеринцев, не стал бы продолжать все это только потому, что они слишком напуганы и трусливы, чтобы все отменить. Даже если это значит – не позволить своему другу сделать то, что он хочет, видя, что ему нужен кто-то другой.
Как эта горячая рыжая, которая только что сделала Бексу открытое приглашение.
Не знаю, почему меня это поразило сейчас. Мы с Бексом лгали уже несколько недель. Убедили всех, что мы пара, родственные души, созданые друг для друга. Учитывая, что Бекс выполнял такую впечатляющую работу на фронте Ф.Б.Ф, а я с каждым днем все больше влюблялась в него, это было совсем не трудно. Но здесь, на трибуне, наблюдая, как Бекс в одиночку устраняет конкурентов, слушая, как бесконечная вереница девушек, выкрикивает его имя, а Хукер утверждает, что Бекс – мой, я больше не могла вынести этого.
И скорее всего из-за того стихотворения. Слова, прекрасные и искренние, также вызывали чувство вины. Если я действительно люблю Бекса, как могла так поступить с ним? Разве не правильнее было бы отпустить его?
Удар по моей совести был настолько колоссален, что мне захотелось во всем признаться. Я могла бы это сделать. Это разозлит многих людей, и я, вероятно, обреку себя на пожизненный ад сводничества, но смогу это сделать. Бекс сначала рассердится, но потом все пройдет. Как он говорит, есть девушки, которые хотят встречаться с ним по-настоящему. Я удерживаю его. Возможно, лучше всего будет признаться до того, как он начнет на меня обижаться – или еще хуже, прежде чем я совершу какую-нибудь глупость и выдам себя. Я не хотела, чтобы он жалел меня. Бекс – мой лучший друг, и я люблю его, но скорее спрыгну с небоскреба, чем позволю ему привязать себя ко мне из жалости.
«Я должна это сделать», — подумала я. — «Признаться во всем, сознаться ради Бекса. Ради меня».
Именно так поступил бы типичный гриффиндорец.
Сделав глубокий вдох, я открыла рот и…
— Салли?
Вторжение в мысли напугало меня, слова застряли в горле.
— Кажется, этот мальчик зовет тебя, — прошептала миссис Кент.
О, мой бог.
Свисток. Игра возобновилась.
У меня перехватило дыхание. Здравый смысл вернулся с удвоенной силой, пронзив мой хрупкий щит храбрости, заменив на страх. Все доводы, по которым я не должна была признаваться, друг за другом хлестали меня по лицу, ошеломляя. Господи, о чем я только думала?
— Салли Спитц?
— Слизерин, — пробормотала я себе под нос.
— Что это было? — спросила Хукер, но я промолчала.
Забудьте про Гриффиндор. Мое среднее имя – не Сью, а Курица. Мой любимый цвет – не синий, а зеленый. Я была никем иным, как боящейся всего на свете притворщицей. Я вздохнула. Когда это я успела стать такой первоклассной трусихой?
— Салли? — теперь голос был ближе.
— Смотри-ка, — протянула Хукер, — это Мистер Сексуальный Серфер в чиносах (прим.: вид мужских брюк). Хочешь, чтобы я от него избавилась?
Я проследила за ее взглядом и увидела Остина Харриса. Мистер Сексуальный Серфер, как звала его Хукер, стоял в конце нашего ряда и улыбался мне. Наше первое (и единственное) свидание было коротким, но запоминающимся. Не каждый день увидишь, как парень признается девушке в вечной любви. Особенно когда эта девушка – ты. А парень знает тебя всего три часа. Я с нежностью вспоминала Остина как безумца с сердцем. Тот вечер, кажется, был много лет назад, с кем-то другим.