- А вот этого не нужно! - воскликнул Веревкин-Рохальский. - Не нужно все валить с больной головы на здоровую. Силком в эти мюзиклы тебя никто не тащил. Теперь поздно искать виноватых. Сочувствую, но ничем помочь не могу. Вакансий в театре нет. Приходи месяца через два, там видно будет.
- За два месяца моя семья сдохнет с голоду.
- Халтурил с утра до вечера и не сделал накоплений? Быть такого не может! Не нужно было с Изюмовым ссориться.
- С Изюмовым я не ссорился. Это моя теща выгнала его со свадьбы. Между прочим, от моей халтуры Вам тоже кое-что перепадало.
- Во-первых, не мне, а театру. На этот счет у меня есть все необходимые документы. А во-вторых, это продолжалось всего пару месяцев, а потом все твои денежки прикарманил твой бывший дружок, Изюмов. Все вопросы к нему. И хватит об этом.
Мишель встал. Глаза его сверкали гневом.
- Хорошо, я уйду, и вы меня никогда больше не увидите, - сказал он. - Пусть останется на Вашей совести, что в трудную минуту Вы не протянули руку помощи человеку, находящемуся на краю гибели.
- Фу, Мишель, опомнись! Какая гибель! В Москве около сотни театров. Ну, хорошо, ежели так желаешь, я, пожалуй, могу объяснить, почему с тобой никто не хочет работать. Объяснить? - спросил Веревкин-Рохальский и покраснел, как краснел всегда, собираясь сказать человеку неприятную правду.
- Объясните, если сможете, - насупился Мишель.
- Без обид?
- Какие могут быть обиды, говорите.
- Ну-с, хорошо. Раньше ты был творцом. Во главу угла ты ставил работу. Тебе был интересен конечный результат. И ты его достигал, несмотря ни на что. Режиссеры доверяли твоему вкусу. А теперь что? А теперь у тебя одно на уме - срубить бабки и слинять под бочок к любимой женушке.
Работа тебе до лампочки. Скажешь - сделаешь, не скажешь - не сделаешь. Кому такой работник нужен? Никому! Не смею судить, но на тебя дурно повлияла женитьба.
- Что же мне делать?
- Хочешь вернуться в театр - разведись.
- Спасибо, с этим я разберусь как нибудь сам, без посторонних, - ответил Мишель.
Он поднялся и направился к выходу.
- Я предупреждал - без обид, - крикнул ему вслед Веревкин-Рохальский.
Мишель был уже за дверью, когда Веревкин-Рохальский остановил его:
- Постой, Мишель! Черт с тобой. Я почему-то чувствую угрызения совести. Хочешь со мной поработать в Кремле на концерте, посвященном Дню милиции?
Мишель растерянно улыбнулся.
- Монтировщиком! Только монтировщиком! - фальцетом выкрикнул Веревкин-Рохальский.
Своей мягкотелостью он остался недоволен.
***
Мишель выложил на стол пачку стодолларовых купюр, и рядышком аккуратно пристроил полоску синей бумажки.
С видом человека добившегося, наконец, своего, Кристина небрежно пересчитала деньги. Мишель ревниво следил глазами за движением каждой бумажки, параллельно их пересчитывая. Все деньги, доллар к доллару, были на месте.
- А это что? -- спросила Кристина, показав глазами на синюю бумажку.
- Это - мой подарок. Я хочу, чтобы ты пошла в Кремль на концерт, посвященный Дню милиции. У тебя место в ряду, который обычно бронируют генералы.
С тех пор, как продюсер Баранов уволил Мишеля без гроша в кармане, Кристина перестала не только спать с ним (он был сослан на раскладушку), но и разговаривать. Она молчала с утра до вечера как рыба. И это было невыносимо. Мишель соскучился по голосу Кристины больше, чем по ее телу.
- Иди, не пожалеешь, - сказал Мишель.
Кристина, не выпуская из рук денег, потянулась и сказала:
- Вообще-то, хочется куда-нибудь пойти. До смерти надоело дома сидеть.
То, что жена прекратила бойкот, и сам ответ Кристины порадовали Мишеля. Он уже и не помнил, когда Кристина в чем-либо соглашалась с ним. Осмелев, он осторожно спросил:
- Ужинать будем? По-моему, я заслужил.
- У меня все готово.
- Умница! - воскликнул Мишель.
Жизнь, кажется, налаживалась. После ужина Мишель направился в спальню и начал раздеваться.
- Слушай, - весело кричал он Кристине, задержавшейся на кухне за мытьем посуды. - Давай плюнем на всё, закатимся в Таиланд дней на десять! Море! Солнце! Красота! Я так устал!
Кристина вошла с тряпкой в руках.
- Ты что это?
- Как что? Спать ложусь, - ответил Мишель.
- И не думай. Ступай к себе!
- Кристина!
- Всё, я сказала.
Мишель знал, что с этим "всё" спорить было бесполезно. Он собрал свои вещи, и уже на выходе спросил:
- На концерт-то пойдешь?
- Там видно будет.
Часть 25. Рядом с небожителями.
Только в метро Кристина вспомнила, что не знает дорогу в Кремль. Адрес на билете ни о чем ей не говорил. Первой реакцией было раздражение против Мишеля, не объяснившего, как добраться "до этого дурацкого концерта, чтоб он сдох!".
Поборов стеснение, Кристина попросила помощи у попутчицы. Вроде бы в точности следуя её совету, Кристина оказалась на Красной площади у памятника Минину и Пожарскому. Кристина окончательно растерялась. Мужчина средних лет, показавшийся на первый взгляд безобидным, взялся проводить ее до места, но по дороге начал приставать. В подобной ситуации, да еще в состоянии крайнего раздражения, Кристина легко могла отшить любого человека. Но сейчас она терпела, потому что кроме раздражения, в ней сидело что-то ещё, но что именно она не могла объяснить. На самом деле, она испытывала неуверенность в себе. Как ни странно, в свои 22 года, Кристина не знала, что это такое, как не знает, что с ним, человек, у которого впервые поднялось кровяное давление. Только по этой причине она остереглась отшить "козла", как мысленно она называла провожатого. А в конце она даже его поблагодарила:
- Спасибо, Вы мне очень помогли.
- Надеюсь, телефончик оставите? - сощурился провожатый.
- Я замужем.
"Козел" испарился без хлопот, за что получил от Кристины звание "дважды козла".
Перед входом в Кутафью башню сумку Кристины обыскали. Это было воспринято ею, как должное, все-таки Кремль, а не дом культуры в С.
Дальше ей пришлось тяжеловато: она вся измучилась, преодолевая на своих каблуках, короткий, но крутой булыжный подъём. Преодолев ворота в толстенной стене, ей стало полегче. Перед ней открылась свободная перспектива площади с матово черневшей брусчаткой, окруженная безлюдно-строгими зданиями.
Торжественность обстановки подчеркивали напряженные фигурки охранников в диковинной форме цвета морской воды. Вдоль дороги стояли одинаковые мужчины в одинаковой гражданской одежде, одинаково напряжённо присматриваясь к Кристине, будто глазами её раздевая.
Кристина догадалась - это не простые люди, а агенты при деле - ищут террористов.
Неожиданно справа, из арки, вынырнул красивый чёрный автомобиль с зашторенными окнами и на огромной скорости промчался мимо Кристины. По всему пути следования автомобиля военные охранники вытягивались и отдавали честь, а агенты в гражданском - просто вытягивались. Это произвело на неё сильное впечатление: она завидовала тем, кто сидел в автомобиле. Она дорого отдала бы, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть, как эти загадочные люди живут.
Понравился ей и сам дворец своими угловатыми формами, широкими лестницами, эскалаторами, коврами, паркетом, огромными окнами, сквозь которые можно было разглядеть кремлевские постройки.
В фойе неспешно, кругами прохаживалась важная публика, в основном военные. Женщины тоже были. Все они, кроме Кристины, были при мужчинах. И одеты они были одна лучше другой. На их фоне Кристина в брючном костюме выглядела жалко. "Как общипанная курица", - думала она.
От генералов рябило в глазах. Иногда Кристина ловила на себе их заинтересованные взгляды. В любое другое время ей, с детства мечтавшей стать генеральшей, это было бы приятно. Но сейчас знаки внимания раздражали и злили так, что хотелось кусаться. Смех, раздававшийся то тут, то там, резал слух. Довольные лица далеких и чужих людей, праздничная атмосфера -- все это заставило Кристину остро почувствовать свое одиночество.