— Господи, Эллисон, разве ты забыла, что я говорила тебе на прошлом заседании? Новый режиссер не голубой. Это первый постановщик был голубым, но он уже умер.
Винсент качает головой:
— Ненавижу «Хористов»! Даже, несмотря на то, что Майкл Боннетт был моим близким, очень близким другом. Замечательный человек! Потрясающий человек!
Мы все молча склоняем головы.
Но не успели мы достигнуть творческого компромисса, как в зал с криками вбегает толпа детей, доставленных автобусом из Гарлема. Они бросают свои дешевые свитера производства фирмы «Фэт фарм» и рюкзаки от «Джей-Ло» на стулья в оркестровой яме, стоимостью восемьдесят пять долларов каждый.
— «Вестсайдская история»! — заявляет Винсент, щелкая пальцами, явно вдохновленный видом двух одиннадцатилетних забияк, тут же затеявших возню в проходе.
— «Моя прекрасная леди»! — возражает Памела с решимостью, которой даже судья Джуди[35] не смогла бы ничего противопоставить.
Мы киваем. Конечно, «Моя прекрасная леди» — это то, что нужно. Мне не терпится послушать, как дети будут изображать акцент кокни.
Мальчики и девочки с Парк-авеню в отутюженных формах Бреарли, Далтона — какие еще школы посещают отпрыски богатых семей? — чинно входят в зал в сопровождении бебиситтеров, нянь и охранников. Они украдкой поглядывают на прибывших раньше детей, которые уселись с другой стороны прохода, и занимают места прямо напротив них.
Винсент в развевающейся накидке поднимается на сцену и громко приветствует собравшихся. К моему удивлению, дети перестают возиться, разговоры тут же смолкают, и все взгляды устремляются на фигуру в фиолетовом облачении.
— Я — ваш режиссер! — рычит он, обращаясь к ним. Наверное, именно таким голосом он озвучивал Господа Бога. — Нам с вами предстоит много работы — работы — работы. Но у нас будет и веселье — веселье — веселье!
Он рассказывает нам о волшебном спектакле, который мы поставим общими усилиями, и выражает «самую искреннюю и глубокую» благодарность удивительным женщинам, благодаря которым появилась возможность создать такое шоу. После этого он начинает прослушивание. Дети садятся ровнее.
— Вы будете выходить сюда и петь, — говорит он. — Даже если я вас остановлю, это не будет означать, что вы плохо потрудились.
Мамаши с Парк-авеню разработали порядок прослушивания. Первыми выступят девочки из Спенс — не потому ли, что в этой школе училась Гвинет Пэлтроу?
На сцену поднимается высокая изящная блондинка. Она настолько красива, что прослушивание может закончиться, не начавшись. Но вот она открывает рот, и Винсент закусывает губу, чтобы не велеть ей немедленно покинуть подмостки — навсегда.
За ней мы слушаем еще трех девочек и убеждаемся, что в ближайшее время от Спенс не стоит ждать появления нового американского кумира. Но по крайней мере лед тронулся, и следующими должны выступить несколько детей из Фонда.
Худенькая двенадцатилетняя чернокожая девочка с жесткими курчавыми волосами и тонкими ногами нерешительно поднимается по ступенькам. Она осматривает собравшихся широко открытыми глазами и произносит звонким голосом:
— Я спою песню «Завтра».
«О Боже, Гамика, — думаю я, — не делай этого!» Но слишком поздно. Она выходит на середину сцены и начинает петь:
Что это? Неужели к нам незаметно подкралась Бетт Мидлер? Или за сценой прячется Барбра Стрейзанд? Тамика, должно быть, просто шевелит губами под чужую фонограмму, потому что такая маленькая девочка не может петь так громко. Потолок вот-вот упадет, а ведь она еще даже не закончила первый куплет. Винсент дает ей допеть песню до конца и, судя по выражению его лица, позволил бы спеть ее еще не один раз. Я смотрю на мамочек с Парк-авеню и вижу, что Тамика произвела на них должное впечатление. Такого не добьешься уроками актерского мастерства и вокала по сто долларов за час. Тамика — настоящий талант.
Прослушивание продолжается еще два часа, и все это время дети ведут себя на удивление хорошо. К концу встречи Винсенту даже удается сделать так, что обе группы начинают общаться между собой. Аманда раздает птифуры и шоколадные конфеты «Годива» и не обижается, когда кто-то спрашивает, есть ли у нее батончики «Криспи крим». Первый день стал настоящим успехом, и дети искренне радуются, услышав, что на следующей неделе будут распределены роли, а в среду они уже приступят к репетициям.
— Все вышло даже лучше, чем я рассчитывал, — с воодушевлением говорит Винсент нашему маленькому комитету, когда дети уходят. — Эта Тамика — что-то необыкновенное. Я уверен, из нее получится великолепная Элиза. Слава Богу, у нас есть собственная звезда!
Он замолкает, ожидая шквала аплодисментов, и, не дождавшись, быстро заканчивает:
— Я распределю остальные роли и отправлю список каждой из вас по электронной почте.
Видя, что все собираются уходить, Аманда собирается с духом и откашливается.
— Гм… не знаю, как и сказать, но разве мы не должны как-то проявить внимание к тем людям, которые… гм… будут за все это платить?
— Да, — поддерживает ее Хизер. — Я думаю, Николь Уолтерс — вы ведь знаете, ее отец Джерри — генеральный директор «Морган Стэнли», — была просто божественна.
— А мне понравилась дочка генерального директора «Ситибанка», — возражает Памела, очевидно, перепутавшая прослушивание с процедурой выкупа контрольного пакета акций с привлечением заемных средств.
Винсент колеблется, вероятно, решая, стоит ли назначение на главную роль самой талантливой девочки риска навлечь на себя гнев человека, который мог бы профинансировать его следующий проект. Он смотрит на меня, надеясь, что я выступлю в качестве рефери в этом раунде.
— Прежде чем мы перейдем к обсуждению кандидатуры Элизы, — дипломатично начинаю я, — думаю, все согласятся со мной, если я скажу, что роль Генри Хиггинса следует отдать Пирсу.
Винсент продолжает смотреть на меня, моля о помощи.
— Здесь никто не обвинит нас в пристрастности, поскольку он действительно намного лучше всех остальных мальчиков. Вы согласны с этим, Памела?
Памела смотрит на свои туфли от Феррагамо, стараясь держаться с подобающей скромностью.
— Мне бы не хотелось, чтобы кто-то подумал, что мой Пирс получил эту роль только потому, что я являюсь членом попечительского совета, но… — Тут она заливается румянцем. — Мы с отцом Пирса очень гордимся его успехами. — Она поворачивается к Винсенту и торжественно добавляет: — Если вы поверите в него так же, как верим мы, обещаю, мы вас никогда не подведем.
Надо бы запомнить эту речь. Уверена, что смогу набрать несколько очков, произнеся ее на следующей конференции родителей и учителей.
Винсент не возражает против Пирса Бэрона, который к тому же еще и талантлив — действительно талантлив, — и энергично кивает:
— Но роль Пирса никогда и не ставилась под сомнение. Мне следовало сказать об этом с самого начала.
Теперь, когда место для одного из «своих» обеспечено, я почти ощущаю всеобщее облегчение.
— А эта девочка, Тамика, действительно довольно талантлива, — нерешительно начинает Аманда.
— Да, — соглашается Хизер. — Но вам не кажется, что Николь и Пирс просто потрясающе смотрелись бы на сцене вместе? К тому же их родители так дружат!
Я жду, когда кто-нибудь скажет, что тоненький голосок Николь совсем не будет слышно из-за оркестра, но мамаши с Парк-авеню слишком заняты обсуждением того, к чему может привести совместное выступление Николь и Пирса: сначала ухаживание, потом бал дебютантов и, наконец, неизбежные свадебные торжества в «Плаза». Или даже, может быть, в «Плаза-Атени».
— Нет! — вдруг выкрикивает Эллисон, и я сразу вспоминаю нашу последнюю встречу. Эта девушка говорит редко, но когда открывает рот, остановить ее невозможно. — Вы помните, в чем заключалась наша идея? В том, что в спектакле примут участие все дети — и богатые, и бедные. Поэтому должно быть так: Тамика и Пирс. По одному с каждой стороны. В этом весь смысл.