Лектор медленно зашагал по винтовой лестнице, ступени которой были сделаны из серого камня; тут ему снова пришлось выбирать один из бесчисленных коридоров, которые расходились от лестницы, и ему очень повезло, так как выбранный им коридор вывел его к солнцу и дневному свету. Внезапно он очутился на геометрически правильном круглом дворе, замощенном выветрившимися каменными плитами; восемьдесят восемь огромных колонн поддерживали карниз с кровельными желобами. Карелиус осторожно обходил острые шипы, которые в виде колоссальных окаменелых морских звезд и полипов были спрятаны между известковых плит двора, и приблизился к арке ворот, где стоял полицейский в форме; у него была настолько располагающая внешность, что лектор невольно обратился к нему за советом.
— Пожалуйста, вот сюда! — сказал полицейский и указал ему путь сквозь арку ворот на волю.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
И вот он стоит на ступенях лестницы и смотрит на бурлящую вокруг него жизнь. Мимо него проходят свободные люди, которые пользуются всеми благами демократии. Несколько безработных разглядывают недавно построенный бетонный дзот. Газетчик выкрикивает названия демократических газет.
«Полицейский комиссар обвиняется во взяточничестве», стояло на афише. «Новые разоблачения по „делу о Скорпионе“». А на другой афише лектор Карелиус прочел: «Самолет ООН уничтожает корейский город».
От колбасной фабрики Каульман продавали с тележки проверенные государственным контролем светлорозовые сосиски, начиненные тухлым фаршем из лошадиной головы. Надписи на стенках тележки расхваливали сосиски фирмы «Каульман». Чумазые ребятишки играли на мостовой, где было большое движение, а на тротуаре несколько пьяных американских моряков приставали к девушкам.
Длинный ряд грузовых автомобилей двигался по направлению к мосту через морской канал, выходящий в порт, и всякий раз, когда мост подымали, чтобы пропустить суда, останавливалась вся вереница автомобилей, трамваев и велосипедов. Вот идет четким маршем отряд солдат: раз-два! раз-два! Они смущенно улыбаются, когда кто-нибудь из прохожих острит на их счет. Впереди отряда — барабанщик, а сбоку командир, который подбадривает солдат отборными ругательствами. По берегу вдоль порта с грохотом и визгом медленно трогается в путь товарный поезд. Впереди локомотива идет человек с маленьким красным флажком и звонит в колокольчик, которого из-за шума все равно никто не слышит. Два или три крана грузят на английский пароход свиные туши и бочонки с маслом, и с каждым поросенком и каждой бочкой масла, которые отправляются в Англию, страна теряет все больше денег, а дефицит торгового баланса все больше и больше возрастает, в чем, как пишут газеты, виноваты русские. На площади перед зданием «Ярда» кружат на мотоциклах молодые люди, сдавая экзамен компетентной комиссии. А высоко в воздухе кричат чайки. Повсюду царит большое оживление и страшный шум.
Лектор Карелиус стоял у ворот «Ярда» и грустно смотрел на город, который он очень любил и в котором он по странному стечению обстоятельств не мог больше жить. Он вдыхал чудесный воздух, насыщенный запахами соленой воды, порта и пароходов. Сквозь шум и грохот до него донесся бой часов на городской ратуше. Он смотрел на чаек, смотрел на флаги в гавани. Он видел занятых людей, у всех были свои дела, за которые они торопились приняться, и каждый человек представлял не менее, значительное явление, чем он сам. Он взглянул на детей, которые играли на улице, и вспомнил своих собственных детей, а потом вообще всех детей, которых он воспитывал, обучал и наставлял, показывая на конкретных примерах, какие замечательные институты существуют в самой лучшей из всех либеральных демократий.
Затем Карелиус вернулся к воротам, где стоял любезный часовой, и еще раз спросил его, как ему теперь быть.
58
Данный перевод сделан с датского текста, который несколько отличается от соответствующего места в поэме Гомера «Одиссея» (книга XI, строки 617–619, изд-во «Acadcmiae», 1935). —