Нет, они были готовы к какой-нибудь пакости от Чимина, более того хотели с ним сыграть в эту игру и использовать её себе на пользу, опробовав одну штуку, которую Чонгук приснил на очередной тренировке. Они даже подготовились на случай, если аппарат из сна не сработает, обвешавшись защитными амулетами.
Но они совершенно не были готовы к тому, что чиминова пакость будет заключаться в его отсутствии. Он как бы в лицо кричал им: «Я в курсе, что вы задумали — хрен вам!».
Чонгук недовольно поджал губы и взглянул на вошедшую Рен, потеряв на минуту дар речи, мысли и собственное «я». Ногицунэ с мудрёной прической, в которую успели вплести какие-то серебряные монетки и бусины, и в белоснежном ханбокэ под стать его собственному смотрелась не просто красиво, а воинственно. Тонкая, словно тростинка, фигура скрывалась под многослойной одеждой, за края которой отчаянно хотелось потянуть, чтобы увидеть что же там скрывалось. Чонгук нахмурился, стараясь сглотнуть.
Почему именно сегодня?
Хотелось завыть и взмолиться одновременно. Почему именно сегодня? Почему она выглядела так соблазнительно именно сегодня, в тот самый день, когда он впервые решился убить человека? Почему ему так сильно хотелось забить на все обычаи и тупо по-животному впиться в её губы, чтобы целовать не как в прошлый раз — в порыве утешить, разделить боль на двоих, а поддаваясь желаниям, давно и слишком глубоко сидящим в нем?!
Они двинулись навстречу друг другу в самый центр круга. Сокджин, отвечающий за ритуал, принялся читать стандартный текст: «Маг — Чон Чонгук согласно возрасту, роду и прочие бла-бла-бла». Чон Чонгук согласно возрасту и роду жадно разглядывал своего фамильяра, забывая о том, что Чимин не явился, что их план рушился на глазах. Это всё вдруг отошло на второй план, потому что черные-черные глаза ногицунэ также неприкрыто разглядывали его.
Монотонная часть ритуала уже подходила к концу. Сокджин пятился назад, выходя из магического круга и оставляя их в энергетической ловушке. Им предстояло произнести стандартные клятвы с некоторыми поправками, о которых они договорились прошлым вечером. Рен растянула губы в улыбке, когда Чонгук взял её руки в свои и нетерпеливо сжал их.
— Перед лицом Истинной Магии и Клана я, Чон Чонгук, принимаю тебя — Тэндо Рен, — как своего фамильяра, — он облизнул пересохшие губы, прерываясь на секунду, а Рен давила в себе чувство дежавю. Она однажды слышала подобную клятву, знала, что она имела вес лишь до переломного момента — плавали уже. Пусть Чонгук был другим, говорил слова искренне, верил в них и в себя, но Чимин тоже верил. А Рен теперь уже наперед знала: всё давно разложено по полочкам и скоро колесо долбанной Сансары сделает очередной оборот. — Я буду хранить твою верностью душою, телом и магией. Буду нести тебе защиту от всех существ, храня веру.
Рен будто степлером закрепила уголки губ возле щек, фиксируя милую улыбку на лице. Внутри неприятно щекотало плохим предчувствием. Она не ощущала давящего присутствия Чимина, а чонгуковский взгляд темных глаз плотно зажимал её в клетку, приковывая к себе внимание.
— Я клянусь, что никогда не подведу тебя, — речь вышла из заданного сценария, не прекратилась на стандартном наборе характеристик. Ногицунэ сморгнула от неожиданности: они не обсуждали эти слова. — Я клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы сдержать данные тебе слова, храня веру, причитающуюся Истинной Магии.
Рен оторопело моргала, вглядываясь в красивое лицо парня, который в очередной раз заставил её сердце ёкнуть. Вот так маленькой ерундой, которая никак не нарушала общего сценария их жизней, он смог нарушить её личный сценарий. Его большой палец скользнул по ребру девичьей ладони, возвращая её к реальности. По залу прокатывались озабоченные шепотки. Сокджин нетерпеливо кашлянул в кулак — пришла её очередь.
— Перед лицом Истинной Магии и твоего Клана я, Тэндо Рен, ногицунэ, становлюсь твоим фамильяром во всех отношениях. Я буду нести тебе верность жизнью, телом, душою и магией против всех существ, храня веру, — во рту у лисицы пересохло, когда заученная речь кончилось и предстояло перейти к личным словам для Чонгука. Он сильнее сжал её руки, брови выжидающе выгнулись дугами, правый уголок губ скользнул в сторону, застывая в легкой улыбке. — Я клянусь, что не оставлю тебя даже после смерти. Я клянусь, что приду по первому твоему зову даже с того света. Только позови. Я клянусь, что сохраню твои слова в своем сердце, храня веру, причитающуюся Истинной Магии.
Сокджин протянул между ними сосуд с зельем, а вокруг будто всё замерло. Святилище погрузилось в густой вакуум, где не было слышно даже дыхания, лишь скрипучее карканье.
Это был сигнал.
Чонгук схватил бутыль и сделал короткий глоток, Рен повторила за ним. Их одновременно пронзило электрическим разрядом, а на руках — его правой и её левой — появился витиеватый узор цепи цвета киновари, от запястья и до ключицы. Рен не успела распробовать на вкус новые ощущения принадлежности кому-то, как над залом раздалось очередное громкое и истошное карканье.
Вопль Каири напомнил крик банши. Рен вдруг стало интересно: он оплакивал Чонгука, Чимина или её?
Широкий мах крыльев заставил весь свет в святилище рассеяться по углам, опуская на ритуальный круг сумерки. Чимин наблюдал за происходящим у входа, запечатывая красивую картинку у себя в голове. Через пару секунд всё должно закончиться и исчезнуть, а белые одежды окрасятся в бордовый цвет.
Он замешкался лишь на секунду, когда ещё был шанс отступить и не лезть на рожон, не идти против заложенных в него установок. Но разве в действительности у него был иной выбор? Чимин до боли впился ногтями в ладони, сжимая пальцы в кулаки, и рванул вперед. Он резким движением схватил Чонгука за ворот ханбока и скользнул вместе с ним в тень.
Серая и густая хмурь жадно поглощала в себя пространство святилища, но бывший лучший друг не выглядел испуганным или удивленным. Напротив, на губах появилась довольная ухмылка, а брови насмешливо изогнулись. Бесило. Чимина до рези в глазах это раздражало. Захотелось вмазать костяшками по чужому лицу и смотреть, как с него сходит эта маска «я тебя ждал».
— А я уж было подумал, что ты не придешь, — фыркнул Чонгук, поднимаясь на ноги и принимая расслабленную позу. Это бесило ещё больше. В конце концов, они тут не в бирюльки играть собирались, а на жизнь.
— Разве я мог так поступиться со своим тонсэном? — театральностью запахло ещё на первых слогах чиминовой речи, к ней подключились и движения: взмахи руками, оттягивание нижней губы, чтобы изобразить на лице глубокую задумчивость, и в довершение ко всему округлить глаза, словно его смертельно обидели чужие слова. Лишь в самом конце Чимин не выдержал и хохотнул, принимая обратно лукавый вид, под которым пряталась готовность напасть в любую секунду. — Жаль только, что я так и не увижу, как вы завершите свой ритуал, и Рен принимает истинную форму.
— Мы уже его завершили, если ты не заметил — клятвы были сказаны, зелье было выпито.
— Ты не знаешь? — Чимин вскинул брови, изображая удивление. — Для того, чтобы завершить ритуал ты должен увидеть животную форму своего фамильяра. Насколько мне известно Рен никогда тебе её не показывала.
— Ну ничего страшного, — фыркнул Чонгук, не сдерживая улыбки-оскала, — увижу минут через пять.
И у Чимина громко упало забрало, в глаза будто кто-то залил чистую, ничем не разбавленную, агрессию. Святая наивность Чонгука, граничащая с безумием, раздражала и выворачивала нутро наизнанку. Пак в одно мгновение оказался возле бывшего друга, вжимая его предплечьем в деревянную стену. Во второй руке блеснуло лезвие, заранее припрятанного нож. Замысловатые узоры на металле и зазубрины у самой рукоятки говорили о том, что клинок был пропитан магией, но Чонгук опять не выглядел испуганным или удивленным.