— Так ты расскажешь мне свой план? — девушка подцепила зубами сигарету прям из пачки и мазнула по колесику зажигалки, со вкусом затягиваясь. — Я уже четыре месяца таскаюсь по странным квартирам, тренируюсь с тобой. Теперь ты мне дом купил, но так и не рассказал самого главного — как и зачем я должна убить Чимина.
— Всему свое время, доверься мне.
И она доверилась ему. Несмотря на предательство Чимина, она смогла поверить странному парню из леса, который подарил ей несколько дополнительных лет жизни. А Сокджин всего лишь продолжал деформировать отцовские слова, убеждая себя в том, что окажись они в других обстоятельствах, он бы с ней точно подружился, как минимум, а может и влюбился бы.
Сокджин смотрел на бледное, словно пергаментный лист, тело и мысленно отсчитывал время. Сколько у них осталось? Минут пятнадцать-двадцать, потом уже точно сделанного не воротишь. Это был чистой воды риск, на который они пошли осознанно. Та самая пятерка бубен, выпавшая Чонгуку, когда тот пришел узнать судьбу Рен.
— Принес? — Сокджин шумно развернулся на пятках, обращаясь к возвращающемуся Намджуну. Позади него плелась Дохи и тащила за собой огромную переноску.
— За доставку этого саблезубого чудовища я требую двойной… нет, тройной оплаты, — ворчала девушка, аккуратно укладывая коробку на землю и открывая дверцу.
— Ты уверен, что это сработает? — всё-таки спросил Намджун, пряча руки в карманы широких брюк.
— Пока не проверим — не узнаем, — с грустью усмехнулся Джин.
— Ну, и на кой черт ты тогда пошел на это? — недовольно гаркнул друг. — Знаешь же, что у японского главы полета фантазии хватит на то, чтобы сгонят до Меркурия и обратно. А ты теперь ему, такому сказочному выдумщику, торчишь целую услугу и за что? За то, что даже может не сработать?
— Я ей обещал, что хотя бы постараюсь предотвратить её смерть, — резанул Джин своим равнодушным тоном. Мало кто знал, что Ким Сокджин — правильный до кончиков ногтей, — когда злился говорил тише и равнодушнее. Намджун знал, поэтому вскинул руки вверх, будто сдавался, и отошел в сторону, пропуская черного кота вперед.
Сокджин мысленно загнул все пальцы на руках и ногах, молясь о том, чтобы сработало, пока кот грациозной походкой направлялся к трупу Рен. Бакэнэко* подобрался к телу, лизнул шершавым языком дыру под грудью девушки и перепрыгнул через ногицунэ. Какие-то три секунды, ради которых Сокджин мотался в Японию, умасливал местного главу и почти что душу положил за эти самые три секунды. Ведь согласно преданиям, если бакэнэко перепрыгнет, через труп, только что умершего человека, то он сможет воскреснуть.
Все затихли и не дышали, внимательно разглядывая лисицу, пока черный кот сидел рядом и самозабвенно причмокивал лапкой.
— Ну и? — нетерпеливо отозвался Намджун, выдавая свое волнение.
— А она не должна резко распахнуть глаза? Или засветиться вся? — без тени шутки спросила Дохи, а ответом ей послужило кошачье фырчание.
Сокджин не сразу понял и заметил, но когда заметил знатно охренел. Пепельные волосы с сиреневым отливом приобретали шоколадный оттенок начиная с кончиков. Тот самый цвет, который был у неё до того, как она стала ногицунэ. Когда макушка вся окрасилась в каштановый, грудь девушки резко поднялась, а губы открылись, жадно заглотнув воздуха.
— Твою-то мать, — поражено и тихо выдохнула Дохи.
Через неделю, после событий на горе, весь мир яростно подводил итоги прожитого года. Сокджин стоял в тюрьме, а напротив него расположился Чонгук, который теперь не выпускал из губ сигарету. По ту сторону решетки, в сырой камере, на железной лавке сидел Чимин. Каждый из них также подводил итоги. Сокджин, например, не уставал гладить себя по голове и приговаривать: «какой же всё-таки ты у мамы молодец».
За неделю он решил формальные вопросы с назначением Чонгука, с помощью Хосока привел в почти адекватную форму Рен, а также разобрался с магическим Судом над Чимином.
— Каков вердикт суда? — бесцветным голосом спросил Чонгук, выдыхая тонкую струйку дыма.
— Чимина приговорили к служению в качестве фамильяра до конца жизни хозяина, — Джин пнул камушек носком ботинка, скрещивая руки на груди. — Теперь Пак Чимин будет твоим фамильяром.
— Это шутка такая?! — он не кричал, не смеялся, Чонгук с особой болезненностью в голосе рычал. — Она ни хрена не смешная!
— Это не шутка.
Чонгук одним рывком оказался возле Сокджина, хватая того за грудки. Ткань черной рубашки, под сильными пальцами, издала жалобный треск, но все-таки уцелела. Он трепал Джина взад-вперед, лопатки у старшего начинало саднить от шершавой поверхности стены, об которую он постоянно бился.
— Вы там совсем уже охренели?! Я, мать вашу, глава Клана, а вы мне впаривает в фамильяры того, по чьей вине я лишился своего законного фамильяра и любимой?!
— Ты ещё не понял? — с измученной улыбкой спросил Чимин, подходя к решетке и хватаясь за её прутья. — Ты ничего не решаешь — всё решает пророчество.
— В смысле? — вопросительно изогнул брови Чонгук.
— Соображай быстрее, Чонгука, — Чимин с раздражением подталкивал своего бывшего лучшего друга. — Потерять «самое дорогое» сердцу можно было разными путями, тогда на кой черт она сама себя моими руками заколола? Тут явно есть что-то ещё. Правда, Сокджина?
И прежде чем открыть рот и начать рассказывать, Сокджин стряхнул с себя оцепеневшие руки Чонгука, выхватил у того сигарету и затянулся. Он никогда раньше не курил с кем-то, кроме Рен, но она сейчас была недоступна ему, так что пришлось сделать исключение и продемонстрировать свою неидеальность младшим.
— Чимин прав, всё дело в пророчествах, — клуб дыма закрыл серой паутиной искривившееся лицо Чонгука. — Изначально мы предполагали, что Чимин, как твой лучший друг, и есть «самое дорогое» твоему сердцу. Но все изменилось с появлением Рен. Ты сам же всё и изменил, нарушив собственное правило — не прикипать к чему-либо или кому-либо. Тогда мы поняли, что даже если оторвать Рен от тебя, то это не сработает, потому что Чимин будет жив, и он никогда не оставит идею занять твое место, — Джин сделал короткий вдох, перед затяжкой и новой порцией информации. — Именно тогда я понял, что придется последовать пророчеству Чимина, которое гласило: «Ему суждено стать главой, но судьба сломается, как только он убьет свою любимую». Ко всему прочему отступать уже было поздно, так что мы пошли до конца.
— Мы?! — взвыл Чонгук, под истеричное хихиканье Чимина. — МЫ?!
— Да, мы, — сокджиновское равнодушие больно резануло по обоим, заставляя одного замолчать, а второго отойти к стене. — Рен обо всем знала с самого начала. Ещё в лесу, два года назад, я предоставил ей выбор и предупредил о возможных последствиях.
Она в тот декабрьский день распласталась по дивану и пускала никотиновые кольца в потолок, пока Сокджин сидел рядом с ней на полу и делал тоже самое. Пятиминутка обязательного между ними ехидства была окончена, и теперь они могли насладиться отсутствием масок и помолчать.
— Правда, думаешь, что это сработает? — выдохнула Рен, потирая веки пальцами. — Два года прошло, Чимин не способен так сильно любить кого-то кроме себя и Сынхо.
— Он тебя ещё успеет приятно удивить, — хмыкнул Джин. — Вот увидишь, в конечном итоге, окажется, что именно Чимин будет единственным, кто действительно попытается тебя спасти.
Сокджин говорил это с непробиваемой уверенностью, потому что он уже дня два, как узнал от Намджуна о сути чиминовского плана, затащить Рен в тень до конца самой битвы. Вот же ирония, сам того не понимая, он спасал и её, и себя, разрушая план и цель всей сокджиновской жизни.
— К черту, лучше скажи — умирать будет больно?
— Приятно точно не будет, — скрипнул Джин.
— Обидно, — пискнула Рен, выпуская очередное кольцо. — Больше всего обидно за то, что я неосознанно соврала Чонгуку, сказав, что смерть — это ещё не конец.