Я послушно киваю с самым что ни на есть серьезным выражением лица.
— Фото турчанки есть? — задаю вопрос, не глядя на Трубецкую и невинно хлопая ресницами.
— Думаю, что хозяйку званого вечера ты не перепутаешь ни с кем! — отвечает Шувалов и берет в руки сигару. — Цели и задачи ясны?
— Вполне, — коротко отвечаю я.
Старик подносит сигару к носу, вдыхает аромат заморского табака, а затем аккуратно вставляет ее в отверстие специального ножа. Раздается щелчок и ровно отрезанный кончик падает на стол. Он сосредоточенно прикуривает от длинной сигарной спички и откидывается на высокую спинку кресла.
— Цели и задачи понятны, и это прекрасно! — резюмирует Князь после затяжки. — А теперь дайте старику немного расслабиться и отдохнуть!
Выйдя из кабинета Шувалова, мы с Трубецкой не сговариваясь направляемся в разные стороны: я в свои апартаменты, а она — к лифту. Медленно шагая по коридору, в очередной раз внимательно рассматриваю парадные портреты представителей династии Шувалова и убеждаюсь, что встреченный в Приюте Светлый ни одним из них не является. Нужно будет уточнить у Хранителя, нет ли в числе моих предков тех, кто по тем или иным причинам избежал мирской славы и канул в вечность, не оставив прижизненного портрета.
Вваливаюсь в гостиную и с удовольствием снимаю одежду, позаимствованную в Приюте. Так змеи сбрасывают старую кожу, когда она становится слишком тесна, чтобы вновь обрести свободу. Сажусь в кресло у камина и беру в руки уже порядком измятый листок с изображенным на нем пронзенным сердцем.
Возможно, именно он являлся спусковым крючком для активации взрывного устройства, которое должно было уничтожить меня в приюте. Но откуда они знали, что я там появлюсь? Неужели я настолько предсказуем, что меня можно читать словно открытую книгу? Или того хуже: мое поведение можно программировать и заставлять совершать те или иные действия, манипулируя событиями, происходящими вокруг меня?
Какое-то время разглядываю надпись «Мина» под нарисованным красной помадой сердцем, а затем кладу записку на закопченные камни и поджигаю ее. Дым прощания ощутимо горчит и на глаза наворачиваются слезы. Когда от бумаги остается лишь пепел, я осознаю, что окончательно отпустил Мину. А она отпустила меня. Прощание произошло без передачи моего ответного послания, ибо на нем я бы нарисовал отнюдь не сердце…
Трубецкая заходит без стука — я снова забыл запереть дверь. Встаю с кресла и понимаю, что наступает вечер — в комнате царит полутьма. Иду навстречу девушке и нежно ее обнимаю. Ольга прижимается ко мне всем телом и касается своим лбом моего. Глаза в глаза, и губы в губы. Ее горячее дыхание щекочет кожу, и я чувствую накатывающее возбуждение.
— Меня посылают к туркам, потому что лучше пожертвовать бастардом, чем чистокровным наследником Великого Рода, — я озвучиваю очевидное предположение, которую не высказал в кабинете Шувалова.
— Не думаю, что ты безразличен Великому Князю! — возражает Ольга.
— Не думаю, что выбор моей кандидатуры — его рук дело! — парирую я.
— Предстоящая операция мне не нравится по иной причине, — шепчет Ольга, нежно касаясь своей щекой моей.
— Мы же договаривались⁈ — напоминаю я. — Секс по дружбе, и ничего больше!
В памяти всплывает примерно такой же уговор с Миной, и на мгновение воображение рисует ее беззаботную улыбку. Ее озорные глаза. Ровные белые зубы и розовый язычок, скользящий по верхней губе.
Трубецкая возвращает меня к реальности. Девушка отстраняется, берет в ладони мое лицо, пристально смотрит в глаза, а затем целует. Целует горячо и страстно, вновь прижимаясь всем телом. Она ласкает мою шею и спину, распаляя желание.
Я ошибся насчет секса сегодняшним вечером, он явно случится.
— Перед завтрашним приемом я выжму тебя досуха! — с приторно-сладкой угрозой в голосе сообщает Ольга и стаскивает с меня единственную оставшуюся одежду — трусы.
Глава 3
В посольстве Темных
Посольство Османской Сатрапии на Большой Никитской располагается в старинном двухэтажном особняке, фасад которого выкрашен в розовый цвет. Не в угольно-черный или темно-серый, но и не в один из цветов радуги. Показное уважение Империи Цвета от Империи Тьмы, выраженное в витиеватом восточном стиле.
Мы с Трубецкой останавливаемся у широко распахнутых кованых ворот, и к ее спортивному Руссо-Балту неспешно подходят двое турок в черных деловых костюмах. Они встречают нас полными высокомерного достоинства взглядами, синхронно открывают двери авто и вежливо приглашают пройти внутрь особняка.