О том, чтобы искать пару шляхтичей, он и не подумал.
* * *
Берлин, гранд-отель «Кайзер». Иван Владимирович Моров .
В польских землях мы задерживаться не стали. Василий Владимирович встретился со своим человеком, получил документы, и мы отбыли в Берлин на ближайшем самолете. А уже здесь Окунев не стерпел и снял апартаменты в центре немецкой столицы.
— Эх, я как заново родился! — с довольным видом выбравшись из ванной в белом халате с вышивкой символики отеля, произнес мой двоюродный дядя. — Зря ты отказываешься, девочкам ты понравился.
Я хмыкнул в ответ, не отрываясь от ноутбука.
Упомянутые девочки в числе трех штук все еще не выходили из спальни. Чародей с семью узлами может быть очень вынослив, и даже профессионалок способен заездить так, чтобы они ходили с трудом. Чем Василий Владимирович и занимался последние пять часов.
— Теперь-то это уже не девочки, а уставшее мясо, — признал Окунев, опускаясь в кресло, после чего жестом заставил бутылку коньяка освободиться от пробки и наклониться к бокалу. — Впрочем, что мешает вечерком пригласить новых? — задал он вопрос в воздух, прежде чем сделать глоток. — Над чем работаешь?
Вместо ответа я взял телефон со стола и бросил двоюродному дяде. Тот поймал аппарат и, сняв блокировку, быстро оценил возникшую на экране картинку. Хмыкнув, Василий Владимирович вдавил кнопку, отключая телефон.
— Признаться, никогда не думал, что Моровы станут учителями, — произнес он. — Хотя должен заметить, ты на эту роль подходишь прекрасно.
— Спасибо, — кивнул я. — Времени до начала учебы осталось не так много, так что, извини, дорогой дядя, но с девочками тебе придется справляться одному. Впрочем, я уверен, что у тебя все получится.
Окунев усмехнулся и, отпустив свой бокал, заставил его вращаться в воздухе на одном месте.
— Ты еще пока что очень молод, — заговорил он после небольшой паузы. — У тебя впереди еще куча первых разов. Первая свадьба, первый ребенок. Я уже стар для всей этой семейной жизни, дети уже выросли. Как думаешь, сколько моих коллег дожило до этого времени? Меньше десяти процентов. Так что я не строю иллюзий — жизнь такова и никак иначе. Меня могут убить в любой момент. Будет глупо потратить время на переживания, когда можно провести его с удовольствием.
Я взглянул на Василия Владимировича.
Окунев не производил впечатления надломленного человека. Его показная, даже излишне агрессивная страсть к гедонизму во всех его проявлениях была мне прекрасно знакома — я тоже люблю и вкусную еду, и комфорт. А адреналиновая зависимость, которую он так долго держал под контролем, казалась мне обыденностью.
Знавал я многих воинов, которые отслужили свое, но все равно грезили о новой войне. Что говорить, первые годы я и сам был такой, это уже позднее мне открылась магия, и я переключился на нее со всей страстью.
Но после слов Василия Владимировича я взглянул на него иначе.
— Если желаешь, можешь мне рассказать, что у тебя случилось, — предложил я.
Окунев хмыкнул и вновь взялся за бокал.
— Случилась война, мой дорогой племянник, — произнес он. — А на ней случается всякое. Сегодня ты желаешь доброго утра своим друзьям и близким, а вечером сжигаешь их обезображенные врагом трупы. Смерть ходит за тобой по пятам, и ты привыкаешь к ее соседству. Чувствуешь ее дыхание, которого в мирной жизни начинает не хватать. Можно вытащить солдата из войны, но нельзя вытащить войну из солдата. Мирная жизнь ломает не хуже вражеских заклинаний и артиллерии. Так что моя история банальна и ничем примечательным не отличается от историй тысяч таких же покореженных войной людей, мой дорогой племянник.
Он залпом осушил бокал, после чего кивнул в сторону спальни. Подслушать нас не могли — я держал полог, не пропускающий звуки из помещения. Но несмотря на это, обращаться по имени ни Василий Владимирович, ни я друг к другу не спешили.
— И на самом деле теперь, когда я увидел тебя в деле, — Окунев чуть дернул щекой, — я крепко задумался. Знаешь, я встречал немало чародеев, которые были настоящими псами войны. Вырезали солдат, мирных граждан и спокойно спали после этого по ночам. Учитывая твою историю, я увидел в тебе такого же человека.
— Но это не так? — приподнял бровь я.
Он покачал головой и плеснул себе еще.
— Не так, — подтвердил Василий Владимирович. — Ты делаешь это лишь потому, что это необходимо. У тебя нет никакого упоения боем, нет волнения. Тебя куда больше интересует преподавательская карьера, чем месть кровавому культу. И это заставляет меня думать…