– Вы не узнаете меня? – спросила Анна, обращаясь к нему. – Вы были когда-то у сержанта гвардии Харитонова в Киевской губернии? Вы не помните теперь двух сестер, еще маленьких девочек, вы им много рассказывали о шведском походе?..
– Припоминаю все это, но вас, конечно, не узнал бы теперь! Как я рад возобновить старое знакомство, которое вы не позабыли! – Глыбин поцеловал протянутую ему руку Анны, долго не выпуская ее из своих рук и ласково глядя ей в глаза.
Случайно ли или нарочно все окружавшие Анну дамы отошли от них в сторону и оставили вдвоем с Глыбиным. Среди незнакомой толпы они могли свободно говорить друг с другом. Генерал непохож был на тех пожилых людей, которые часто говорили Анне любезности на балах с неприятными улыбками и взглядами. Глыбин смотрел спокойно и ласково, как смотрят иногда старшие на детей. Он расспрашивал ее участливо и серьезно о том, как живется ей в Петербурге; жалел, что не встретил раньше и не мог быть ей в чем-нибудь полезен, как должен бы был поступить старый знакомый ее отца. Он спросил об отце и сестре ее. Она обещала ему много сообщить о них при следующей встрече с ним. Они скоро расстались, и Анна отошла от него, думая, что могла бы найти опору в этом добром знакомом; а теперь ей нужна была опора, она давно это сознавала и чувствовала. Она была бессильна против всего, что окружало ее теперь.
Анне скоро предложили эту опору, говоря, что он богат; будет занимать хорошие места воевод или губернаторов, что он имеет свои вотчины в провинциях. Сверх того, говорили, что он очень хороший, добрый и честный человек, почему и государыня ничего не имела бы против ее замужества с ним. Все это объясняла ей та самая статс-дама, которая в первый раз представила ее когда-то императрице. Анна помедлила с ответом. Много раз еще встречалась она с генералом Глыбиным, ласково улыбалась ему, принимала от него услуги и подарки и на просьбу его – поторопиться с ответом – согласилась наконец отдать ему свою руку, о чем написала отцу, прося его благословения. Так исполнилась мечта Анны составить себе богатую партию, только далеко не в том блестящем и увлекательном виде, как рисовалось в ее воображении. В январе следующего 1753 года она вышла замуж за Глыбина, получив щедрые подарки от императрицы по случаю свадьбы и получив от отца хорошую сумму в приданое. Анна поселилась в доме мужа своего, который стал скоро называться домом генеральши Глыбиной, и ее посещали все знакомые, знавшие ее при дворе. Генерал старался не отставать от других, давал балы, обеды и маскарады. Молодая жена была его баловнем; он только ждал от нее какой-нибудь просьбы, чтобы тотчас же ее исполнить. Анна была счастлива вдвойне; оставаясь в той среде блеска и шума, к которым она привыкла, она вместе с тем чувствовала себя дома; для нее снова возродилась семейная жизнь, о которой она начинала тосковать в последнее время. Счастье ее было бы полно, если б не было огорчено судьбою Ольги. Она несколько раз пробовала уговаривать Ольгу приехать к ней в Петербург, надеялась, что новая жизнь исцелит ее от пережитого горя и к ней вернется желание – жить и быть счастливой. Ольга, однако, упрямо отказывалась посетить сестру. «Мы увидимся через год или два, не ранее, – писала она, – к тому времени я готова буду покинуть семью для новой жизни, – только не у тебя!» Несмотря на упрямство Ольги, Анна надеялась изменить ее намерения в будущем; но в настоящую пору ей недоставало близкой, дорогой подруги, она лишена была дружбы Ольги, и не с кем было ей подчас разделить свое веселье. Муж предоставлял ей тратить его деньги на свои удовольствия, но не всегда мог разделить эти удовольствия: то дела, то служба стесняли его, да и самый возраст мешал ему находить веселье в том, что веселило его молодую жену. Он редко танцевал, больше сидел за картами; днем он был на службе и не мог провожать Анну на прогулку. Вечера супруги проводили вместе, Анна не выезжала без него вечером. В те времена по вечерам улицы Петербурга были далеко не привлекательны, мало освещены, темны и даже небезопасны. Дом Глыбиных блистал роскошью; генерал ничего не жалел для нее, Анна ничего не считала, и впереди им готовилось то, что сбывалось в те времена над многими богатыми семействами: они незаметно приближались к полному расстройству дел и прекращению доходов. Но пока оба были счастливы. Правда, Анна не совсем еще исцелилась от расстройства нервов и была иногда слезлива, как избалованный ребенок; генерал терпеть не мог слез и терялся. Но слезы эти показывались все реже, благодаря горячей заботливости Глыбина, разве только в страшно дурную погоду или при легком нездоровье. При таких случаях Глыбин ходил по комнате крупными шагами и напевал про себя знакомые ему военные сигналы, растерянный и озадаченный. За исключением этих пасмурных минут семейной жизни, в доме их было светло и шумно. Глыбину случилось также испытать терпенье и находчивость Анны, когда он заболел. Она ухаживала за ним горячо и без устали, вела за него борьбу с доктором и аптекой и не спала ночей. Глыбин уверился, что, при всех ее слабостях, Анна могла быть верным другом в беде, оба они имели причины быть довольными друг другом.