Анна так же терпеливо выносила эту жизнь, несмотря на свою старую привычку блистать и веселиться в первые годы замужества, когда она не знала никаких стеснений. Все изменяется в человеке незаметно. Пролетевшее время, разочарования, усталость незаметно изменили вкусы Анны; она довольствовалась летней жизнью в деревне, где не могло быть у нее потребностей, стоящих дорогих денег. В доме госпожи Кавериной, обшарив все углы, нельзя было найти ни одной книги, кроме ее большой книги: «Приходо-расходной». Но по соседству был дом, у странного, хотя неглупого хозяина которого была целая библиотека, собранная во время его службы в Петербурге и походов за границу; в настоящее время он был в отпуске; книги были большею частию на иностранных языках, романы и философские трактаты, от которых был не прочь хозяин. Он был чрезвычайно трудолюбив и любознателен и этим свойством обязан был своим развитием; но он был болезнен, мнителен и некрасивой наружности. Молодая жена его была просватана за него с тринадцати лет, и несколько лет он ждал свадьбы. И после свадьбы она оставалась ребенком, не разделяла страсти мужа к книгам и скучала его серьезными разговорами. Анна часто приглашала ее к себе, чтобы развлечь ее, и брала книги у ее мужа. Все помещики часто посещали друг друга, вели вместе карточную игру или танцевали под звуки домашних оркестров, часто встречавшихся у зажиточных помещиков. Они подражали столичной жизни, желали не отставать в веселье и тратах денег. Каверина поощряла Анну посещать соседей; только бы дома соблюдалась должная экономия, и она не жаловалась на отсутствие племянницы. Анна охотно выезжала, если можно было брать с собой и дочь. Со всех сторон получала приглашения. Она сделалась необходима на каждой свадьбе. Свадьбы совершались тогда с точностью в исполнении всех обрядов старины: жениха и невесту провожали в церковь; потом все знакомые проводили весь день в их доме; давался длинный обед, за которым молодые сами почти ничего не кушали; их переводили после обеда за другой стол, уставленный сластями, сахарами, как это называлось. Вечером начинались танцы, которые продолжались до полуночи. Если в окрестности не было свадеб, то наверно были именины или крестины, от которых не было возможности отказаться. Все это было хорошо летом, но осенью и наконец зимою, в метели, тяготило Анну. Но эти частые поездки и посещения соседей имели свою хорошую сторону, время летело незаметно и скоро; не успела оглянуться, как прошло уже ползимы и подходил новый, 1756 год, который принес с собою много тяжелых событий для России и готовил нежданное горе для Анны.
Среди деревенской тиши и однообразия, не обещающих перемен, среди общего довольства в помещичьих домах принеслась вдруг весть, грозившая многое отнять и изменить. Первый блеск молнии, с которой можно было сравнить эту грозную весть, блеснул в доме генерала: генерал получил приказание явиться в полк по случаю предстоящей войны против прусского короля, занявшего своими войсками Саксонию. Императрица Елизавета решилась послать свои войска в помощь Саксонскому…
Весть эта скоро повторилась со всех сторон, всех дворян, находившихся в отпуску, требовали обратно в армию. Сосед генерала, доставлявший книги Анне, получил из Петербурга частные письма, в которых передавали ему интересные подробности об открывавшейся войне. Все толковали о том, что король прусский делал несправедливые захваты соседних владений. Россия заключила Конвенцию с Австрией. В предисловии к этой Конвенции было упомянуто, что «императрица всероссийская подает немедленно ее величеству императрице-королеве венгеро-богемской все счастливо пребывающими между их империями трактатами постановленные помощи». Далее было сказано, что «королева венгеро-богемская вознамерилась употребить знатнейшие силы против сего общего неприятеля, возмутителя всенародной тишины (то есть против короля прусского), и не полагать оружия, пока Божиим вспоможением, защищающим справедливость, их дело достигнуто не будет, возвратить всю Силезию и графство Глаз под державу ее величества императрицы-королевы венгеро-богемской и положить достаточные пределы силе такого государя, которого неправедные замыслы никаких пределов не знают». Несмотря на все законные причины войны, она пугала общество, как и всякая война, и объявление о ней вызвало повсеместный плач и общее огорчение, по описаниям современников. Не было дома, из которого не шел бы на войну муж или брат, отец или сын, – и семейства оставались в разлуке, осиротелыми и без надежды свидеться вновь с отъезжающими. Везде прекратились празднества и сменились заботами и слезами.