– Да уж, то-то мне кузины с тетушкой все уши на эту тему прожужжали, – поморщился я.
– Хм. М-да. – Гдовицкой запнулся, но тут же продолжил свое бормотание: – Изгнание – это далеко не эмансипация… Там, по крайней мере, есть хоть какие-то перспективы. Родовитые эмансипированных особо не притесняют. Ну, не больше, чем других простолюдинов… Но тут уж ничего не поделаешь.
– Как и в моем случае, – прервал я затянувшуюся лекцию собеседника. – Лучше скажите, когда будет проведена церемония.
– Через неделю, – пожал плечами мой собеседник, приходя в себя.
Понятно. Времени у меня осталось всего ничего. Надо решать… Пока я еще могу это делать. Плюнуть на устную договоренность с дедом и слинять – или… А вот что «или», додумать я не успел. Гдовицкой вздохнул и, покрутив в руках папку, с которой пришел на эту встречу, протянул ее мне.
– Ладно, Кирилл. Я, собственно… вот еще зачем пришел, – проговорил тренер. – Не знаю, как там оно все дальше повернется, но негоже бояричу без собственных средств сидеть. Посмотри, почитай.
– Это что? – недоуменно спросил я.
– Наследство твое. От матушки. Николаевы-то активы до твоего совершеннолетия в управлении боярина остаются, а Людмила Никитична своим душеприказчиком меня назначила. Держи. Завтра съездим, все осмотрим и посчитаем. У тебя же нет никаких планов на завтра? Вот и замечательно.
Не сказав больше ни слова, Гдовицкой криво улыбнулся и, развернувшись, потопал назад в имение. Только мостки задрожали под его тяжелой поступью.
Ой крутит что-то Владимир Александрович, ой крутит. Посмотрев вслед уходящему тренеру, я понял, что рыбачить дальше в таком состоянии не смогу, и, сложив снасти в ящик и подхватив свой скромный улов, отправился на берег, к небольшому рубленому домику, который, собственно, и звался громовской заимкой.
Приготовление еды всегда меня успокаивало и позволяло собраться с мыслями. Вот и сейчас, спрятав папку в доме, я принялся за приготовление ухи. В садке плескалась кое-какая мелочь, в самый раз для первого взвара, и пара небольших стерлядок. Котелок, лук и специи нашлись в доме, а во дворе было устроено вполне подходящее кострище. Установив треногу над запылавшим костерком, я торжественно водрузил на нее наполненный водой котелок и, устроившись за столом на небольшой веранде, принялся шкерить рыбу.
К тому моменту, когда мое варево было готово и над рекой поплыл одуряющий аромат ухи, я уже был спокоен как слон. Ополовинив котелок под хруст малосольных огурчиков и запив всю эту радость рыбака предусмотрительно прихваченным из имения квасом, я потянулся и, встав из-за стола, поплелся в дом – знакомиться с содержимым переданной мне Гдовицким папки. Не тут-то было. Стоило мне скрыться в прохладном полумраке заимки, как на улице раздались знакомые голоса. И что им здесь понадобилось?
– Кирилл! Ты здесь? А чем занят? – Тьфу. Принесла нелегкая! Спрятав папку, я вышел на порог и скривился. Святая троица, чтоб им…
– Уху ем, – настороженно глядя на визитеров, ответил я. Перемирие-то у нас вооруженное.
– А нас угостишь? – хлопнула ресницами Линка. Да черт с вами.
– Котелок на столе, овощи, хлеб и квас там же, – я кивнул в сторону веранды, и наглая троица тут же умчалась в указанном направлении. Обломалось мое «внеклассное чтение»…
Часть вторая. Приглашение в балаган
Глава 1. Закопанный трамвай – еще не метро
В просторном, обитом светлой тканью кабинете главы рода Громовых, полном солнечного света, льющегося в огромные панорамные окна, сегодня сгустились тучи. Перед стариком, сидящим на низком диване в углу комнаты, из стороны в сторону расхаживал похожий лицом, но куда более молодой человек, от которого исходили волны явственного жара.
– Отец, что за бред творится у нас дома? – Остановившись перед стариком, он взъерошил пятерней волосы и выжидающе уставился на собеседника.
– Бред? Не замечал. Просвети, – небрежно проговорил боярин, лениво глянув на сына, и принялся как ни в чем не бывало набивать трубку.
– Отец!
– Что? – так же невозмутимо отреагировал старик и, коротко усмехнувшись, пыхнул трубкой. – Не бери меня на голос, сынок. Это даже твоей матушке не удавалось… не так часто, по крайней мере.
– Да будь жива мама – она бы тебе такое устроила за издевательства над родным внуком… – чуть ли не мечтательно протянул Громов-младший. – А может, и к лучшему, что она не дожила до этого дня и не видит, в какую сволочь превратился ее любимый муж?