Я сидел сразу у входа справа возле двери за одним столом с группой из трёх человек, уже достаточно нагрузившихся пивом и хлебным вином. Зал кабака был полностью заполнен. Прошло уже с полчаса, и я спокойно поедал свой свиной окорок с кашей, как вдруг за моей спиной раскрылась дверь. В кабак вошли, и остались стоять.
Моя спина зачесалась, и я оглянулся. В дверях стоял боярин лет сорока, богато одетый. Он увидел мой взгляд, и ухмыльнулся.
— А-а-а, вот ты где, щеня!
Я удивлённо поднял брови и вгляделся в него, пытаясь вспомнить описания деда-отшельника. На ум ничего не шло.
— Что, не помнишь меня? Да и где тебе меня помнить?
— Ты кто? — Спросил я.
— Я кто?! — Он громко и раскатисто заржал. — Я князь Микулинский, слыхал?
— Слыхать — слыхал, но зачем плеваться то? — Сказал я, доставая платок и вызывающе медленно и тщательно обтирая лицо.
Я вспомнил рассказ Деда, про их соседа, Бориса Александровича, и про его давний земельный спор с отцом Михаила.
— Да, ты! — Поперхнулся он слюной, — Сопля Фёдоровская.
Он потянул ко мне правую руку, но я, круговым движением, ткнул его первым суставом большого пальца левой руки по внешней стороне кисти, и он вскрикнул. Морщась от боли и потирая руку, он смотрел на меня.
— Вырос, значит? — Ухмыльнулся он. — Так может, на кулачки? — С надеждой в голосе спросил он, оглядывая зал.
Питухи молча наблюдали за нами. В корчме стихло.
— А что, может и спор земельный заодно решим? — Спросил он, пренебрежительно осматривая меня сверху вниз.
Он был выше меня на голову и значительно крепче физически.
— Или забздишь, сотник, херов?!
Я услышал, как мои бойцы зашевелились в своём углу, и боясь, что они вспугнут добычу, сказал:
— В «поле»? Свалка-цеплялка?
Князь радостно, облегчённо выдохнул, и сказал:
— Все слышали? Княжич вызвал меня в «поле» на свалку-цеплялку.
В кабаке загомонили.
— Так, какой уговор? — Спросил я.
— Какой спор, такой и уговор. Ваш удел против моего.
— Годиться. И твой двор в Твери и титул.
Он подумал.
— А ты что против него ставишь?
— Цену его.
Все в кабаке охнули. Титул князя стоил дорого.
— Согласен. Выходи, — сказал он, явно готовый согласиться на что угодно.
— Только, если падёшь, дворня твоя и родичи съезжает со двора сегодня и оставляет все припасы.
Он заржал, перекосив рот брезгливой гримасой.
— Не бывать этому. Я падал когда на кулачки? — Спросил он питухов.
— Нет! — Закричали все, кроме моих воев, и весело переговариваясь, пошли на выход.
Увидя моё замешательство, и боясь, что я выберу бесчестие, а не бой, князь сказал:
— Все слышьте. Если этот щенок побьёт меня, я сегодня же съеду со своего Тверского двора и оставлю ему все припасы.
— Пиши бумагу, — сказал я. — Кто об этом узнает, когда ты сдохнешь?
— Тогда и ты пиши, — буркнул он.
Мы стояли друг против друга раздетые по пояс. Я свои кольца и перстни снял, а Борис, демонстративно подёргав впившиеся в сосиски пальцев украшения, развёл громадными руками.
— Можешь надеть свои, — сказал он пренебрежительно, потягиваясь и разминаясь.
Я тоже слегка размял шею, плечи и кисти рук.
— Без надобности, — сказал я. — С ногами?
— А то, как же?! — Осклабился князь. — Готов?
— Готов.
И мы медленно пошли кругом, но он вдруг кинулся на меня, махнув правой рукой. Я поднырнул под руку, шагнул в лево и насадил его печень на моё правое колено, придерживая его левой ладонью за его правое плечо, а потом, когда он нагнулся, переломившись, очень быстро двинул основанием правой ладони по его носу, приподнимая голову и раскрывая его подбородок.
Продолжив движение левой рукой до его затылка, я, прихватил его, и, потянув на себя и вниз, одновременно правой ладонью резко двинув его челюсть вверх и вправо от себя. С «хеканьем». В шее его что-то хрустнуло, громадное тело обмякло и опустилось на землю.
Все разом выдохнули, и кто-то сказал:
— Убили…
— Бывает, — сказал я, обводя глазами толпу.
Боевые холопы князя кинулись ко мне, но споткнулись о подставленные моими бойцами ноги, и были ими запинаны.
— Как-то страшно всё… — сказал кто-то.