— Кто там-там?
— Мой отец.
Князь Телятевский? Какого рожна ему надо? Кстати, если вы вдруг не в курсе, «рожон» на Руси — это длинная острая палка, так что сами понимаете, эвфемизмом чего это слово является.
— Клава, он что, тебя забрать хочет?
— Вот еще! — гордо задрала она свой носик, — Я теперь — Осетровская, не может он меня никуда забрать, сам отказался! Только вот — зачем он приехал, не говорит, но при этом страшно злой и недовольный.
Так. Интересно. Непонятно. Надо разбираться.
Телятевский, ожидающий меня в сенях, ходил туда-сюда, как тигр в клетке, или, вернее, если учесть его габариты — как медведь. Хотя настолько раззолоченных медведей я никогда не встречал. Тигров, впрочем, тоже.
Увидев меня, Телятевский вскинул голову с высокой горлатной шапкой и пристукнул о пол посохом:
— Будь здоров, боярин Викентий! — рявкнул он, хотя по тону больше подошло бы «Чтоб ты сдох, падла!».
— Будь здоров, князь Василий, — вежливо наклонил голову я. И тоже стукнул посохом, только не так грозно, — С чем пожаловал? С добром или с худом?
— Неправильно ты поступил, боярин! — тут же набычился князь, — Уговор был, сговоренное ты получил, а уговоренное не отдал.
А?
Честно говоря, я не очень понял, о чем Телятевский толкует. А потом понял. Вернее, понял я не то, о чем идет речь, а то, почему он не скажет прямо. В сенях стояли мои люди из стрельцов, и с самим князем свита прибыла — слишком много ушей, прямо он говорить не хочет. Русские бояре, при всем своем отношении к слугам, как к низшим существам — никогда не забывали, что те тоже люди, у них тоже есть уши, которыми можно услышать то, что должно храниться в секрете, и язык, которым можно рассказать то, что услышали уши.
— Не откажи, боярин Василий, пройди в мои покои, там и обсудим.
— Где Венец изумрудный, боярин? — навис надо мной Телятевский, стоило нам сесть за стол в моем кабинете. Да, даже сидячий умудрился нависнуть, — Мы тебе деньги отдали, где Венец⁈
Тьфу ты. Мог бы и сообразить. То, что Дашкова убили — не означает, что все закончилось. Он не сам для себя его искал, для своей стаи товарищей, вот, один из этой стаи и пришел ко мне, «уговоренное» требовать.
— Как с покойным князем Дашковым и уговаривались…
Мы с Телятевским синхронно перекрестились.
—…я ему Венец передал.
— А теперь он где⁈ У князя его не было!
У меня упало. В этот раз — сначала сердце. Как — не было⁈
Глава 43
Так. Стоп. Без паники.
— А вы где искали?
«Вы», в данном случае — это не вежливое обращение, а множественное число. Иначе получится, что я впрямую говорю боярину, что он самолично рылся в вещах покойного, как какой-то холоп. Впрочем, Телятевский все равно оскорбился:
— В покое Дашкова, конечно!
Да я уж догадался, что не в спальне его жены.
— А где именно?
— Осетровский, ты меня дураком считаешь⁈ Везде поискали!
Ну-ну. Я-то Венец затолкал в довольно неочевидное место, куда сунулись — если вообще сунулись — в последнюю очередь. Могли просто посмотреть сверху на бумаги, поворошить их, а искомое так и не заметить.
Я встал, пристукнув посохом:
— Поехали в Приказ, боярин Василий. Вместе поищем.
Телятевский рыпнулся было отвезти меня на своих санях, но я вежливо отказался.
Во-первых — не по чину мне, как боярину, на чужих санях раскатывать. Да и потом, когда Венец будет найдет — и особенно если, тьфу-тьфу-тьфу, найден не будет — сомневаюсь, что князь благородно отвезет меня домой. Бросит в том же Приказе и укатит. И что мне прикажете делать? Такси ловить? Так до них еще ого-го сколько…
Ну и во-вторых — не хотелось мне выслушивать стенания Телятевского на тему, что я мог бы просто сказать, где Венец лежит, а уж они-то заберут. Что заберут — даже и не сомневаюсь. А вот что потом мне об этом расскажут — сомневаюсь очень даже. Скажет князь, мол, не было никакого Венца, куда-то делся, волки съели, мыши сточили, моль посекла, в общем — уговор не выполнен, гони бабло назад. Уговор-то у меня с Дашковым был, так что обвести глупого молодого боярина для Телятевского — чуть ли не необходимость. Иначе пацаны не поймут.
В общем, в Приказ мы прибыли вместе и дружной толпой — про стрельцов не забыли же? — зашагали в кабинет Дашкова.
Особо прибраться тут не успели, максимум — заткнули тряпками дыры в стенах от выстрелов, чтобы с улицы не сквозило. А вот кровь оттереть не успели, отчего выглядел кабинет как скотобойня — повсюду кровища. Вот эти потеки на стене — это то, что от Дашкова осталось, вот эта черная лужица — это с меня натекло, ну и так, по мелочи набрызгано.
Я сразу же шагнул к долгому ящику. Ага… Открывал я его здоровой рукой — а вы попробуйте простреленной рукой не то, что сундук открыть, пошевелить ею! — поэтому следов крови на нем и не осталось… вот таких, как возле двери, где я чуть оперся на стену и оставил симпатичный кровавый отпечаток, прямо как в фильме ужасов. Видимо, поэтому долгий ящик к себе внимание ищущих и не привлек.
Вообще, как бывший подьячий Разбойного приказа, то есть — розыскник и сыскарь, могу вас заверить, то, что говорят люди и то, что было на самом деле — две огромные разницы… в смысле — разница между этими вещами огромна. Сколько раз я стакивался с тем, что фраза типа «Мы обыскали ВСЁ!» означала «…все места, где по нашему мнению могла лежать нужная вещь». Ведь что такое Изумрудный Венец? ОЧЕНЬ ценная штука. И храниться она должна там, где хранят Очень Ценные Штуки. Поэтому сундук, набитый старыми бумагами, как место хранения вышеуказанной ОЦШ, никто и не рассматривал, и в него не заглядывал.
Я с натугой откинул крышку… Ну, что я и говорил — бумаги продолжили лежать так, как лежали, никто их не трогал. «Везде» они искали, блин…
Выпрямившись, я повернулся к Телятевскому, держа в руке Венец. Выражение лица князя было трудноописуемым. Впрочем, ошарашенным он был буквально секунду — в следующее же мгновение Телятевский резко крутанулся на каблуках сапог и врезал посохом по спине одного из своих сопровождающих:
— Везде искали, значит⁈ Везде смотрели⁈ Каждую щелку обнюхали⁈
— Не вели казнить, Василий Павлович! — рухнул тот на колени. После чего отгреб еще пару раз.
— Казнить тебя — много чести! Кнута ему!
Телятевский пнул провинившегося ногой и развернулся ко мне. Протянул руку и молча забрал Венец. Посмотрел на него, осторожно коснулся изумрудов пальцами… Честно говоря, я напрягся, невольно ожидая еще одного выстрела. Но то ли хозяин предыдущего стрелка не успел его отправить, то ли у Телятевского контрразведка была поставлена лучше чем у Дашкова и информация о месте передачи Венца не смогла утечь… В общем — выстрела не было.
Князь посмотрел на меня с неким непонятным выражением. То ли уважительным, мол, отдал Венец, а ведь мог себе забрать, то ли — озадаченным, мол, что за лох, отдал Венец, а мог бы себе забрать. Потом перевел взгляд на Венец. Я решил было, что он никак на него налюбоваться не может, но у Телятевского была более сложная проблема.
— Как его вынести, чтобы никто не догадался? — пробормотал он, скорее рассуждая вслух, чем реально кого-то спрашивая. Ну, судя по тому, что все его люди помолчали, и никто не кинулся с советами. Я тоже не кинулся, но, когда Телятевскому пришла в голову умная мысль, и он скинул свою высокую шапку, чтобы пристроить Венец на голову, все же не выдержал:
— Завернуть во что-то надо. А то он зрение поменяет, трудно идти будет. Если просто так надеть.
Князь зыркнул на меня, но теперь уже с явным уважением. После чего обернул Венец широким узорчатым платком, поместил на свою расшитую скуфейку, а сверху натянул цилиндр горлатной шапки. Как и нет ничего. Со стороны тот, кто не знает, и не догадается, что Венец все же найден.
Осталось выяснить, зачем он так всем нужен. И, кажется, я знаю, кто мне на этот вопрос ответит.