Вот сюда.
Кстати, а где я?
Ну, для начала — в полной темноте. Темно, что называется, хоть глаз коли. В том смысле, что хоть с глазами, хоть без глаз — разницы никакой. Подо мной хрустит охапка сена, собственно, на ней я и лежу. На этом пока все. Но моя интуиция мне подсказывает, что вокруг меня, в темноте — небольшая камера, в которой я заперт как пленник… неизвестно кого.
Все же то приглашение на пир оказалось ловушкой. Либо меня никто на пир приглашать не собирался и гонец был поддельным, либо кто-то слил кому-то инфу о том, что я приглашен и вот этот второй кто-то подготовил засаду с бочками и нищим.
Так. Какой отсюда следует вывод? А такой, что пока этот самый кто-то не появится — неизвестно, что делать. Судя по отсутствию хоть каких-то удобств, той же мебели — меня явно не в гости пригласили. В стрррашных подвалах Приказа тайных дел — и то комфортнее было. А судя по сену — люди все ж таки богатые. Победнее бы не сено, а солому бы кинули. А сено домашним животным скормили.
Я полежал немного на сене, но никто не приходил. Мне стало скучно и я встал знакомиться с помещением хотя бы на ощупь…
Викентий, ты придурок. У тебя же Кошачье Слово есть!
Ну вот — другое дело.
Да, камерка, конечно, не из люксовых… Шага четыре в длину, столько же — в ширину. В одном углу — мое сено, в другом — дверь. Хорошая дверь, знатная, железом окованная.Замочных скважин не видно, но и открываться она не думает. Даже не колыхнулась. Засов снаружи, значит… Жаль, что у меня нет никаких Слов, чтобы его открыть… Я все как-то больше по тому, чтобы взломщиков ловить, а не самому замки ломать. Тем более и нет их, замков.
Судя по полной, давящей на уши тишине — я в подвале. Ну, Холмс, подключай интуицию — похититель богат, у бедных таких подвалов не найдешь, значит… Значит, меня украли бояре. Не побоялись царского гнева, похоже, ситуация пошла вразнос. И тут кто первый успеет — тот и победил.
Как будто опровергая мой тезис о полной тишине, из-за двери глухо донеслась песня. Кто-то пел, или, точнее — ревел дурным басом, не вытягивая, не попадая в ноты и вообще, похоже, понятия не имея, что за ноты такие:
—…ой!, налетали ветры буйны!
Ой! Со восточной стороны!
Ой! Сорывали черну шапку!
Ой! С моей буйной головы!
«Ой» «певец» выкрикивал с особенным чувством.
Я немного послушал — голос каким-то немного знакомым казался — а потом услышал за дверью негромкий разговор. Судя по всему, «певца» уговаривали заткнуться, наконец. Пока не дождался аплодисментов по физиономии. В ответ «певец» послал недовольных его вокалом далеко и пешком. И голоса пошли. Только не туда, куда послали, а к моей камере.
Ну, давайте, посмотрим, кто вы там такие…
Дверь распахнулась внезапно и из-за нее на меня посмотрели черные глаза пистолетов. Я быстренько мысленно помолился, покаялся в грехах и даже в том, что в детстве не ел кашу. Но, как оказалось, меня не собирались застрелить прямо тут, а просто страховались на случай, если я как выскочу, как выпрыгну…
Зря только про кашу вспомнил.
— Выходи!
Я вышел, что мне, сказать «Не беспокоить!» и дверь закрыть. Так вытащат же — вон, у одного из пришедших за мной в руках мэнкетчер — ухват с шипами по внутренней стороне. На шею такой накинут — и особо не порыпаешься, пойдешь, куда поведут. У нас в Приказе такие тоже были. Только мы их так «ухватами» и называли. А мэнкетчер — это английское название, из прошлой жизни вспомнилось. Вискарь такой был.
В Приказе такие ухваты были. Только я не в приказе. Во-первых, тамошние камеры я помню, они иначе выглядели. А во-вторых — пришли за мной вовсе не приказные. Кафтаны не крапивные, разномастные какие-то, да и ни одной знакомой рожи не видно. Не так уж нас и много в Приказе-то было…
В таких размышлениях я побрел, куда вели.
Вели меня, впрочем, недолго — буквально через несколько метров втолкнули в низкую, такую же окованную дверцу, за которой располагалась…
Ну, пыточная, конечно, что же еще. Не ресторан же.
Не давая слишком осмотреться, с меня сноровисто содрали шубу, скинули высокую шапку, оставили только в длинном кафтане — почему его не сняли, кстати? — развязали и сдернули пояс, а потом связали руки и подтянули вверх, на крюк.
Прямо как в Приказе тайных дел.
Вишу я, значит, как свиная туша — если бы свиная туша стояла сапогами на земле — раскрывается дверь и входит…
Боярин.
В расшитом кафтане, шитой самоцветами шапочке-скуфейке, красных сапогах на высоком каблуке.
Нет, здесь, конечно, высокий каблук на мужской обуви в моде, просто потому, что он не дает ноге в стремени застрять, когда верхом едешь. Но, сдается мне, эти конкретные каблуки несколько великоваты. Похоже, у кого-то комплексы по поводу роста.
На вид — годков так к пятидесяти, здоров, как все бояре, широкоплеч, бородат, хотя борода и подстрижена по здешней моде, броваст, носат и немного смахивает на гнома из Властелина Колец, Торина.
Вслед за «Торином» вошел еще один человек. Если бы на нем висела табличка «Палач» — и то она меньше говорила бы о том, кто он такой, чем его внешность. Огромная лысая голова, маленькие глазки, кожаная жилетка на голое тело, из-под которой выпирает солидное брюхо. В руках — кнут. Палач.
«Торин» сел напротив висящего меня, на подставленное кресло, закинул ногу на ногу, выставил вперед острый загнутый носок сапога:
— Ну что, попался, наконец, щенок.
— И ты будь здоров, незнакомец, — вежливо ответил я.
За что тут же получил по лицу от лысого палача. Кажется, губу рассек…
— Свой рот поганый будешь открывать, когда я тебе скажу, понял, Викешка⁈
— Боярин Викентий, — я уже понял, что получу еще оплеуху, но не удержался.
— Боярин⁈ — взвился «Торин», даже подпрыгнув на стуле, — Боярин⁈ Да когда мой предок Михаил от святого князя Александра Невского за верную службу Источник получил, твои предки в навозе копались!
— А твои, до получения Источника, в чем копались? — снова не удержался я.
Ну вот, что я говорил… Опять оплеуха. Теперь точно губу рассек.
— А ну, Афонька, покажи ему, где его место!
За моей спиной щелкнуло, потом свистнуло…
А потом на мою спину обрушился обжигающий удар кнута.
Больно!!!
Хорошо еще, я успел сообразить, что щелчок — это размотанный кнут на пол упал, и прикусил воротник. А то точно зубы бы…
Больно!!! Еще один удар
…зубы бы точно выкрошились…
Больно!!!
Больно!!!
Больно!!!
Мазохисты, которые считают, что порка — это возбуждающе…
Больно!!!
…явно никогда не получали настоящим кнутом…
Больно!!!
Больно!!!
Больно!!!
Кажется, я потерял сознание. По крайней мере — я очнулся, когда мне в лиц оплеснули водой.
— Понял, кто ты и перед кем ты стоишь? — донеслось до моего слуха сквозь гул в ушах.
Висю, вообще-то…
— Нет, не понял… — прохрипел я и выплюнул кровь, — ты кто такой вообще?
От расплывчатого цветного пятна, которое плавало перед моими глазами, донеслись хрипы возмущения. Похоже, боярин и не подумал, что его можно не узнать. Хе-хе… тьфу… Узнал, конечно. Ты ж у меня на пиру был, осетра моего мясного жевал.
— Я — боярин Морозов! Для тебя — Антон Павлович!!! Понял, Викешка⁈
Ага, точно, он самый. Морозов. Видимо, не выдержала душа боярина ожидания, решил самолично за меня взяться. Что ж тебе от меня надобно-то? Венец я отдал… или ты не в курсе?