— Не слыхал я, — ответил бородач.
— И я не слыхал, — поддержал его второй.
— Так давай знакомиться. Заодно и выпьем за знакомство. А то негоже хорошее вино молча потреблять. Правильно я говорю, Петр Александрыч? — обратился я за поддержкой к соседу, одновременно хватая кувшин. Сосуд оказался пустым, потому пришлось заорать в сторону печи: — Гарсон, еще вина!
Сумасшедшая ночь
Проснувшись, я долго лежал, не открывая глаз. Голова гудела, как церковный колокол. Не знаю, как гудит церковный колокол, но почему-то именно такое сравнение пришло непосредственно в гудящую голову. Во рту присутствовало такое ощущение, как будто я долго жевал грязные носки, снятые с мертвого бомжа. Желудок возмущенно говорил о том, что я в конце концов проглотил эти носки на сухую, и требовал немедленно их чем-нибудь залить.
Я попытался вспомнить события, поспособствовавшие такому моему состоянию. Память подсказала, как я пришел в лабораторию к Сэму, и мы начали употреблять его любимый напиток… Нет, с пьянкой надо завязывать! Я, конечно, и раньше был не промах в этом деле, но только по особым случаям, и до беспамятства никогда не напивался.
А что за ерунда мне снилась? Бред какой-то. То ли цыгане, то ли какие-то ролевики. Пир какой-то…
А кто это храпит? Сэм, что ли? И где это я? Может открыть глаза? Темно, нифига не видно. Ощупал свое ложе. Подо мной было нечто типа матраса из мешковины, набитого то ли сеном, то ли соломой. Под ним — строганые доски… Нары? Вытрезвитель? Этого еще не хватало! Убью Сэма! Ё-о моё, башка раскалывалась. Требовалось срочно попить. Кое-как, закрыв глаза из-за сильной головной боли, уселся, спустив ноги на пол. Да что там за урод храпит так громко? Аж в мозгах отдается. Откуда-то доносился глухой собачий лай. Посмотрев в ту сторону, я различил в кромешной тьме серый четырехугольник маленького окошка. Ну, точно «трезвяк». А где еще такие маленькие окна могут быть? А чего это за окном такая темень. Там что, нет ни одного фонаря? Снова залаяла собака. Захрустел снег под чьими-то ногами. Кто-то прошел снаружи. Я встал и, перебирая руками по своему ложу, двинулся к окну. Ложе закончилось, и я оперся о стену. Не понял… Под рукой оказалось круглое бревно… Ощупал стену — сруб. Вот те на… Где я? За окном снова заскрипел снег. Послышалось лошадиное фырканье. В голове всплыл сегодняшний сон. Сон ли?
Может, лечь обратно и уснуть? Может, это такой сон реалистичный? Проснусь и даже и не вспомню о нем. Однако пить-то хотелось, аж выше всех сил.
— Эй! — заорал я в темноту. А чего стесняться-то во сне? А вдруг не во сне? Вдруг и правда трезвяк? Щас выйдет мент со связкой ключей да долбанет этой связкой мне меж ног. М-да. Образ мента со связкой ключей остался в моей голове после того, как в шестнадцать лет на Девятое Мая мы с пацанами сцепились с группой лиц кавказской национальности. Наваляли мы им тогда знатно. Вот только к финалу подоспели УАЗики пэпээсников, и доблестная милиция повязала всех, кто не успел убежать. Надо сказать, что лица южной национальности и не думали убегать, но те, кто нас бережет, старательно их не замечали, хватая лишь лица славянской национальности. Так и оказался я первый и единственный раз в «обезьяннике». Тогда мне тоже захотелось пить и я, постучав кулаком по решетке, крикнул, чтобы дали попить. На мой зов появился огромный мент с заспанной физиономией. В его руках позвякивала массивная связка ключей. Отперев решетчатую дверь, громила молча и как-то лениво качнул этой связкой, и она с издевательским звоном врезалась мне в пах. Пока я, скрючившись, приходил в себя, мент молча запер дверь и удалился досматривать прерванный сон. М-да. И вспомнится же такое во сне…
Еще раз, ощупав бревна сруба и снова заверив себя, что вытрезвителей с такими стенами быть не может, опять заорал:
— Эй! Сэм! Люди! Кто-нибудь! Не дайте помереть! Дайте водицы напиться!
Доносившийся из темноты храп смолк.
— Ты чего разорался, Дмитрий? Ополоумел, либо, от учености своей?
— Ты кто? — вопросил я во тьму, пытаясь вспомнить, кому принадлежит голос.
Со скрипом отворилась дверь, и комната осветилась дрожащим пламенем свечи, которую держал вошедший бородатый мужик.
— Што за ор? — осведомился он. — Али режут кого?
— Ды вон, Станиславыч чегой-та всполошился, — пояснил вошедшему сидящий на ложе у противоположной стены еще один бородач. И, хихикнув, добавил: — Видать, пока он спал, черти его ученую душу уволочь хотели.
— И што ж теперь? — вошедший прошел к свободному топчану у противоположной стены и сел. — Ежели каждый раз орать, когда черти по душу приходят, так и голоса лишиться можно.