Минут через двадцать полета все признаки жизни совсем закончились — теперь снизу почти лунная поверхность. Серая земля, пылевые смерчи, скособоченные скелеты умерших деревьев, остовы домов и все чаще заметные остатки транспорта. В основном разбитые телеги на больших колесах без шин, со спицами, но заметил и несколько остовов грузовиков.
Совсем скоро оказались над линией обороны — сейчас пустующей. Глубокие окопы уступами, высокие стены колючей проволоки, позиции артиллерии с кучами снарядных гильз, тот тут то там видны покосившиеся орудия с разорванными, раскрывшимися металлическими лепестками стволами. Похоже, оборона от демонической орды здесь была похожа на поля боев не случившийся в этом мире Первой мировой.
Линии оборона почти пустовала, заняты только опорные пункты через каждые две-три версты у проходов, сделанных в густых проволочных заграждениях. Я уже знал, что не сразу к такому пришли, не сразу стало ясно, что скверна питается энергией и садить в сторону сумрачной зоны снарядами плохая идея. Сила действия равна силе противодействия — туда снаряд, обратно стая адских гончих. Вот и воевали, почти сами с собой — совсем как боярыня Белоглазова недавно.
Сейчас безопасность, вернее раннее предупреждение опасности, обеспечивалась патрулями Дозора. Выходя в рейды из фортов, отряды колесили по периметру ожога вдоль сумеречной зоны в поисках скоплений бестий на границе, для уничтожения которых уже выдвигались группы быстрого реагирования боярской стражи. Вокруг закрытой мглистом туманом сумеречной зоны разведка велась с воздуха — не только с таких бипланов, на котором я сейчас летел пассажиром, но и с дирижаблей. Один из таких, внушительную махину, мы как раз облетали, покачав крыльями. Я его только что увидел — был настолько увлечен наблюдением за линией укреплений на земле, что этого «слона в комнате» просто не заметил.
Пролетели мы совсем близко от гондолы, за панорамным остеклением которой я заметил несколько офицеров в темно-синих мундирах с серебром эполет. После самолет в пологом повороте лег на крыло, и мы вновь полетели совсем низко над окопами. Так низко, что вижу даже мелкие детали — вот ведро забытое, вот стопка кирпичей, вот один сапог валяется.
Слева от окопов простиралась полоса отчуждения, теряющаяся вдали в сумеречном тумане. Высотой в километр плюс-минус, он словно спустившимся облаком скрывал непосредственно ожог. Вдруг я заметил изменения в ровной линии укреплений. Окопы здесь как оплавленные, местами засыпанные; видны воронки от снарядов, проволочные дополнительные заграждения навалены хаотично, явно закрывая места прорывов. Земля не просто безжизненная, а словно разъедающей все кислотой политая, прямо огромные шрамы видны. Здесь, похоже, защитники отступали, а артиллерия накрывала огнем захвативших укрепления демонов.
Справа от окопов расстилаются целые поля крестов и простых каменных надгробий. В Коканде, когда его накрыло скверной, жило более пятидесяти тысяч человек. Большинство из них обратилось, став частью демонической армии — в сражениях с которой именно здесь, в Туркестане, кстати взошла звезда прозванным «белым генералом» Скобелева, будущего канцлера Российской Империи.
Несколько минут полета вдоль поврежденной, изрытой воронками и «оплавленной» линии обороны, и мы нагнали рейдовый патруль Дозора, двигающийся по зоне отчуждения между туманной пеленой и линией укреплений. Четыре трехосных автомобиля в светлой пустынной раскраске — похожих на рейнджерские Ленд-ровер Перенти.
На таком же, только зеленом, меня из Волчьей цитадели вывозили. Эти машины, правда, обвешаны более серьезно, видно что рабочие лошадки. Пулеметы на станках, кузова закрыты дугами с частично натянутыми тентами и маскировочными сетями, дополнительные запаски по бортам. В каждом группа в четыре-пять человек, на нас смотрят, задрав головы. Лица у всех замотаны платками от пыли — как и у меня, впрочем.
Шли машины лесенкой — так, чтобы не ехать в пылевом следе впередиидущего. На капотах белая цифра шесть с точкой в виде черепа, а значит это и есть тот самый шестой отряд штабс-капитана Анджея Ромашкевича, которому граф Зверев меня сосватал, узнав состав выходящих сегодня в поле групп Дозора.
Приземлились мы прямо перед ведущим отряд автомобилем, едва колесами дуги кузова не задев. Я от неожиданности вцепился в борта, но легкий самолет сел мягко и с удивительной легкостью. Лишь чуть попрыгав на больших дутиках, остановился самолет почти сразу, даже полусотни метров не прокатившись.
Когда выбрался со своего места на крыло, ведущая машина патруля уже скрипнула тормозами совсем рядом. Из кузова выпрыгнул боец, с громким хэканьем подавая мне тяжеленный мешок с песком. Его я рывком уложил на сиденье вместо себя, чтобы не нарушать центровку двухместного самолета.
Соскочив с крыла и отбежав в сторону показал пилоту, что все в порядке. Тот отмахнулся, прощаясь и громче застрекотав мотором, самолет в коротком разбеге ушел вперед. Почти сразу оторвавшись от земли — ему вообще для взлета всего ничего надо, хоть во дворе сажай-взлетай. Я наблюдал за ним уже с пассажирского места второго ряда сидений в командирской машине, куда запрыгнул по приглашающему жесту.
— Штабс-капитан Анджей Ромашкевич, — стягивая платок с лица, представился сидящий рядом командир патрульного отряда.
— Боярин Владимир Морозов, — тоже опуская защищающую от пыли ткань, протянул я бумагу от Зверева.
Пока Ромашкевич изучал текст и проверял подлинность — перстнем, надо же, я смотрел на его погоны. Светло-зеленые, с одним просветом — тонкая красная полоска, делящая погон вдоль на две равные части; четыре маленьких звездочки, а также буква с вензелями настолько заковыристыми, что мне ее даже не расшифровать.
Еще одна моя головная боль — со званиями, тут их непривычно много. Уже знал, что есть одинаковые старшинством штабс-капитан в пехоте, а штабс-ротмистр в кавалерии. При этом в Отдельном корпусе пограничной стражи, например, звания как в кавалерии — корнеты и ротмистры, а вот в мобильном, казалось бы, Дозоре — нет. Звания у патрульных сохранились пехотные, так как в отдельные дозорные корпуса было преобразовано большинство егерских полков.
Ромашкевич уже свернул бумагу-рекомендацию, показал мне и убрал к себе в карман. Оставляет для отчета, Зверев предупреждал — штабс-капитан сейчас, по согласованию, официальную услугу Академии оказывает, проводя у курсантов, то бишь у меня, практику.
Некоторое время ехали молча. Бойцы в машине на меня посматривали внимательно, пусть и ненавязчиво. Уверенные в себе парни, все кого вижу — так же ненавязчиво оглядываясь, обер-офицеры. За рулем прапорщик, рядом с ним на пассажирском месте поручик, в кузове сзади тоже не рядовые. Слишком присматриваться не стал, оборачиваться не очень удобно с отсутствующим видом, так что уже оглядывал машину.
Простенько, по-военному, немного архаично от привычного — мало приборов, тонкий широкий руль, дополнительно кустарно обмотанный кожаной оплеткой как в старых советских автобусах, потрепанная обивка сидений, много железа.
Оружия тоже много. Одних пулеметов два штуки — один на станке сзади, с широкой трубой ствола и массивным ребристым диском сверху. Тот самый пулемет Льюиса «под трехлинейный патрон», который мне каптенармус сватал — такой же у Сухова был в фильме «Белое солнце пустыни». Еще один пулемет, поменьше, в ногах у поручика на переднем пассажирском месте. У этого ствол привычный, не такая труба, но с широким конусовидным раструбом пламегасителя и массивными сошками, на которые поручик локтем опирался.
Вскоре справа показался один из опорных пунктов, с истрепанным имперским флагом на тонком и высоком флагштоке. Одна из машин вышла из общего строя и ускорившись, оставляя пыльный след, подъехала к проходу в проволочном ограждении. Из кузова подбежавшим бойцам было быстро передано несколько небольших мешков — почта или вкусняшки-табак, а может и то, и то. Машина уже возвращалась в общую колонну, а поручик с пулеметом в ногах, кстати, в этот момент откинул специальную полку, открыл журнал и сделал в нем пометку шариковой ручкой, привязанной витым шнуром. Надо же, здесь все под запись — постфактум вспомнил, что поручик что-то писал и когда я из самолета выпрыгивал. Заметил это я тогда краем глаза, внимания просто не обратил.