Пегас Белоглазовой, оставляя за собой густой серо-голубой дымный шлейф, залетел внутрь. Внутренний двор широкий, просторный, но на такой скорости эти полсотни метров проскочить можно быстро. Действительно, Белоглазова так стремительно приближалась ко вторым воротам, что я засомневался в плане. Впрочем, все это уложилось всего лишь в пару мгновений, после которых конь боярыни, как и она сама, вдруг исчезли из вида.
Все, чисто, как не было. Разгадка исчезновения оказалась проста — когда залетел во двор понял, что Белоглазова вместе с пегасом покатились по земле, получив удар воздушного молота. Из укрытия только что вышел человек, глаза которого слабо сияли светло-голубым светом. Адепт воздуха, он и жахнул только что.
Дальше все вокруг происходило без спешки, но очень быстро, деловито. И одновременно, сразу во многих местах. Ворота — что первые, что вторые, уже закрывались, из дома выбегали вооруженные люди, по виду басмачи или сталкеры.
Это с одной стороны. С другой стороны двора в тени под навесом сидел, скрестив ноги по-турецки, повелитель зверей. Глаза его закатились, будучи полностью белыми; при этом он смотрел целенаправленно в небо, откуда донесся пронзительный птичий крик.
О том, что нас заметят сверху, никто не волновался: по внутреннему периметру высокого кирпичного забора четверо магов держали накрывающую двор прозрачную, едва заметную полусферу — похоже, создающую визуальную иллюзию. Одеты все четверо вразнобой. Двое в классических костюмах, на купцов похожи, другие двое неотличимы от местных жителей, лица загорелые, бородатые. Маскировка отличная, только сияние глаз выдает в четверке магов.
К Белоглазовой уже бежали появившиеся из дома люди. Шестеро — в типичной для басмачей одежде, но вот лица, пусть и загорелые, скорее южноевропейские. Не зная суть событий, можно было бы принять их за гасконцев, но резкие команды прозвучали на немецком. Скорее всего резуны из фрайкора. Двое замаскированных под степных бандитов встали рядом с серым пегасом, придерживая поводья и накрыв лунный камень поблескивающей сиянием накладкой — похоже, чтобы зверь контроль не потерял, а четверо уже схватили дезориентированную боярыню, жестко ее фиксируя. Девушке надели на запястья заведенных назад рук массивные, нейтрализующие магию кандалы — подобные были на принцессе-вейле, когда ее мне «подарили».
Я, все еще находясь в седле, очень хорошо все это видел, внимательно наблюдая за происходящим. Вдруг почувствовал взгляд в спину — обернулся и увидел, как сзади ко мне приближается группа из четырех человек. Возглавлял ее беседовавший со мной холеный молодой ариец — с тем же идеально ровным пробором и очках в тонкой оправе. Следом за ним шел тот самый знаменитый австрийский художник.
Сейчас «мой старый знакомый» вышел вперед на пару шагов и сказал мне что-то на шведском. И… я его не узнал. Это не был тот человек с фотографий, которого знает каждый в моем мире. Да, сходство есть — усы щеточкой и темные волосы, но вот черты лица… Правда, он сейчас должен быть моложе от привычного облика, но тем не менее, я не вижу сильного сходства.
Он это или не он?
Мой «старый знакомый» снова заговорил, снова на шведском. Слов я не понял, смысл ясен только из недавних предположений Белоглазовой — мне сейчас делают предложение остаться и сотрудничать на коротком отрезке времени.
Не очень приятная ситуация — я ведь не ставил Белоглазову в известность, что поставил условие присутствия знаменитого художника. Понятно, что у меня план был иным, но сейчас то что делать — когда я не уверен, тот самый «он» это или нет? Художник, кстати, повысил голос — его фразу только что едва не перекрыл громкий девичий вскрик — боярыню уже вели вперед, заведя руки за спину и подняв их высоко вверх. Очень высоко подняв, заставляя девушку согнуться так, что она едва не в колени себе лицом уткнулась. Да, это больно, очень — настолько, что Белоглазова попыталась вырваться, но порыв ее был остановлен хлестким ударом по ребрам.
Нет, в такой ситуации простите, к агентурной работе я не способен, — решение я принял моментально.
— Эй, алени! С леди аккуратнее! — резко крикнул я, жестом показывая рядом стоящей со мной компании на конвоиров. Четыре пары глаз синхронно посмотрели в указанном направлении, давая мне так необходимое мгновение. Художник обернулся ко мне первым и похоже даже не понял что произошло, когда спиной вперед отлетел прочь.
Попадание сопроводил четкий хрустальный звон — охранный амулет, защищающий от пуль. С их действием я столкнулся впервые, поэтому не теряя времени выстрелил в падающего художника еще раз, теперь уже на весь заряд первого камня. Там, где только что парил в воздухе удивленный человек — во время прицеливания время для меня замедлилось, возник огненный шар. Раскрывшись цветком, пламя вырвалось дальше вперед и оставляя за собой широкий выжженный след, смело еще и повелителя зверей, который так и сидел с закатанными глазами.
Анненберг пытался достать пистолет из кобуры, действуя — по сравнению со мной, неожиданно быстро. Он, похоже, оказался менталистом: глаза его изменились, стали пустыми — словно заполненными жидким серебром. И он оказался сильным менталистом — уже скоростью движений сравнялся со мной, что выглядело на фоне остального, застывшего в замедленном мгновении мира, невероятно.
Меня спасла только приличная фора в секунду-полторы, полученная в начале преимуществом внезапности. Штандартенфюрер тоже, но Хунта успел раньше — вновь вспомнил я бессмертное из Стругацких, когда мой выстрел — снова на всю мощь, расходуя ресурс второго инклюза, отбросил холеного арийца далеко назад, превращая тело в горящий шар. Анненберг проломил стену дома, скрывшись в нем в клубах черного дыма. Двое только что стоявших рядом с ним мужчин превратились в огненные силуэты, в которых более темным были заметны очертания скелетов, сейчас быстро обращавшихся в прах.
Резко повернувшись, положив пистолет на упор согнутой в локте левой руки, я выпустил четыре пули на минимуме заряда, целясь в головы ведущих Белоглазову конвоиров. Попал, каждому. Да и как тут не попасть, ведь стрелял я в состоянии замедления времени, которое из-за моего сосредоточения на целях так и не заканчивалось.
Два стоящих у серого пегаса бойца — с заметно сияющими глазами, явно не чуждые магии, повернулись ко мне. Очень зря — выпрямившаяся боярыня вдруг пронзительно закричала, так что эхо крика волнами пошло, заметно искажая окружающую реальность. Блокирующие магию кандалы на запястьях Белоглазовой лопнули, а чуть погодя, мгновением позже, кровавой взвесью взорвались головы бойцов — лишь чуть позже ее стремительного движения. Синхронные заклинания Белоглазова как ножи с двух рук метнула, я засмотрелся даже.
Моей ошибкой было отвлечься на Белоглазову — я потерял контроль над временем, возвращаясь в привычную его скорость. И пропустил атаку совсем забытого мага воздуха — вспомнил я о нем только сейчас, жестко откинутый ударом воздушного молота.
Я летел высоко, огненный пегас — так же отброшенный воздушным молотом, чуть ниже. Он тяжелее, поэтому приземлился раньше и покатился, поднимая пыль в сполохах пламени. Я легче, так что и пролетел дальше, спиной врезавшись в остановивший мой стремительный полет забор. Очень четко услышал и прочувствовал как хрустят кости, почти сразу потерял сознание от боли, но тут же пришел в себя. Тоже от боли, когда рухнул на землю.
Пегас — словно безвольный робот, уже поднимался на ноги. Встал он как стоял только что, без видимых повреждений. Я тоже привстал, на одно колено. У меня в руках уже был карабин, который я, не очень понял как, во время полета вытащил из седельного чехла. Целясь из-под конского брюха, я выпустил в адепта стихии воздуха две пули — каждый выстрел сопровождался хрустальным звоном полностью израсходованного янтарного накопителя.
Силой маг воздуха определенно умением и возможностями был сравним со Зверевым, потому что ни одна из пуль не только не пробила его щит, а даже отшатнуться не заставила. Но атаковал не я один — четверо поддерживающих иллюзию магов уже умерли, а фигура повелителя воздуха вдруг оказалась в дымчатом коконе, когда на него обратила внимание Белоглазова. Ноги мага оторвались от земли, фигуру его завернуло дугой, блокируя руки.