Адель Ивановна Алексеева «Боярское царство» Тайна смерти Петра II
Вступление
В русской истории были могучие личности, которые не только при жизни, но и после смерти притягивали к себе внимание и, подобно магнитным полям, на долгие годы определяли развитие страны. Это были Пётр I, Пушкин и Лев Толстой. Пушкин породил целую плеяду поэтов и осветил будущее всей нашей литературы. Пётр I, как демиург, создавал новый русский мир, и всё двигалось по его велению и законам.
Но если Пушкин и Толстой остались в вечности, то смерть Петра I стала катастрофой и породила разноречивые мнения. Что будет далее? Продолжит ли Россия избранный им европейский путь или вернётся к стародавним временам? Магнитное поле его ослабло, к тому же царь не оставил завещания. Корабль российский остался без капитана и был терзаем бурями, ветрами и шквалами.
Два года после него правила супруга Петра I Екатерина I, но и она вскоре ушла в иной мир. На троне оказался мальчик, внук Петра I, на плечи которого легла тяжкая ноша. Конечно, его окружили регенты, верховники, Меншиков, а радость, без которой не может быть здорового детства, исходила лишь от молодого князя Ивана Долгорукого. Окружение тянуло отрока в разные стороны: одни — идти вслед за Петровыми подвигами, другие — вернуть старую Русь, не давать воли иностранцам. Пётр Великий умел соединять то и другое, иностранцев подчинял своей воле, а теперь…
Однако царь ещё жив и можно приблизиться к его смертному одру.
Часть первая У гроба императора
…Был конец 1724 года. Пётр I полулежал в креслах, сваленный внезапным недугом. Терпеливый и выносливый, привыкший к болям, он морщился, лицо его передёргивалось, а то вдруг успокаивался, обводя всех тёмными глазами.
Супруга его, рассеянно касаясь белокурых волос двух внуков царя — Петра и Наталии, — не сводила глаз с императора. Иногда он поднимал веки и ясным взором поводил вокруг. Вот они, его сподвижники! И коротко, с перерывами называл их имена, словно желая унести всех с собой…
— Благороднейший из всех — фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, царствие ему небесное!.. Хитрейший из хитрых — мин херц Меншиков… Долгорукие (Долгоруковы)… Древняя фамилия, у них и ума, и злости — в избытке… Князь Черкасский — устроитель моего города Санкт-Петербурга. — Он перевёл взгляд на внука. — Запоминай их, Петруша… Шафиров, Толстой Пётр. А вон тот, каланча в чёрном парике, — учёнейший муж Яков Брюс.
Помолчав, обратился к Брюсу:
— Поспрошай: каково кумекает мой внук, — не ему ли придётся трон наследовать? Были у него два учителя, да только дурни, побил я их батогами и прогнал… Назначил учителем Остермана. Как смотришь на сие, Яков Вилимович?
Брюс кивнул, царь вновь перевёл взгляд на мальчика:
— Че хмуро глядишь на меня? Боишься? Зря! Ну-ка отойди, встань подале… Да ты дюже велик, отрок… Ну-ка скажи, сколько будет пятью семь?.. А ещё: коли ветер с востока дует, куда корабль надобно вести?
— Не ведаю, государь.
— Эх ты, «не ведаю»…
Пётр I прикрыл глаза и надолго замолк. А Петруша и сестра его Наталия — голубоглазые, белокурые, словно два ангела, на лицах — ни слёзки, ни печали, только недоумение и робость, а ещё, может, страх…
К Рождеству Петру стало легче, священники, простые люди молились за его здоровье. А миновали морозные рождественские дни, подули ветры — улучшения не случилось. Пётр I перебирал бумаги, но как-то вяло…
Слева от смертного одра, чуть поодаль, стоял у мольберта человек с кистями в руках — торопился запечатлеть великую минуту: не было ни единого явления, в которое бы не вникал и не вносил своего толкования сей император. Ради поддержания живописцев сделал выставку Артамона Матвеева, а вельможам и сенаторам, князьям и графам повелел покупать те «кортыны». Художник Таннауэр писал картину с особым тщанием, вдохновением, широкой кистью — царь представлялся ему лежащим на плоту, который плывет через реку Стикс в царство Аида…
Нева в те дни стояла оледеневшая, горбатая, тёмная, словно тоже охваченная трауром. На домах колыхались печальные флаги, а по окраинам всё так же весело выглядывали раскрашенные голландские домики с цветными картинками, парусниками, букетами и даже женскими ликами.
В печаль погрузились стоящие вокруг. В то же время всех мучил вопрос: кто наследует трон? Отчего молчит государь и как его понять?
Но вот опять приоткрылись веки, блеснули живые тёмные глаза — и вновь помутились… Насовсем или нет?.. Впрочем, один глаз открыт, пугающе открыт… Петруша со страхом смотрит в него. Екатерина рыдает в голос. Меншиков в отчаянии теребит парик. А новгородский архиепископ, театрально воздев руки, восклицает: