Не знал Брюс, что Меншиков и на следующий день опять искал царевича.
Остерман советовал отроку подружиться с Петром Шереметевым — и юного Петра приглашали в его Фонтанный дом. Только похоже, что более, нежели к Петру Шереметеву, благоволил он к сестре его Наталье. Как-то она сказала: мол, оба мы без отца, без матери, сироты, и это ему понравилось. А ещё пахнуло чем-то давним от её бабушки Марьи Ивановны. Она вспоминала зятя своего фельдмаршала Бориса Петровича, дружбу его с царём Петром I.
И в тот день, завидев карету наследника на Фонтанке, Наташа выбежала к воротам и летала как ласточка, показывая графские хоромы. А потом они уселись в бабушкиной комнате и слушали её рассказы.
Не выпуская из рук пяльцы, та рассказывала о знатном путешествии Бориса Петровича по заграничным краям. Какие необычайные приключения совершились в той поездке! Обоз был великий, несчётно подвод — там лежало всё, что надобно для долгой дороги, а ещё дары иностранным королям. Польскому Августу, венскому Леопольду, папе римскому и многим, многим… А в Польше случился «рокош» — с мятежами и убийствами. И только знание польского языка да галантность Шереметева спасли от злодейства. А ездил он под именем ротмистра Романова и своей фамилии не называл. В Вене его с почтением принимал королевский двор, и очаровал он всех любезным обращением с дамами и учтивостью…
Пётр I велел искать союзников на юге Европы — оттого пришлось проявить религиозное свободомыслие. «Ротмистр Романов» ради того посетил католический собор. Очень нужна была встреча с римским папой, чтобы, как велел Пётр I, заручиться и его поддержкой в будущих войнах. За Борисом Петровичем в той поездке следили секретные агенты и писали: мол, подозрение вызывает сей московит, желает он посетить остров Мальту, а что думает — неведомо, разгадать его мысли трудно, похвалы его сомнительны… На обратном пути с Мальты — тоже приключения: море так разбушевалось, что они еле живы остались… А всё же дело царское сделано: число наших сторонников прибавилось…
— И государь сказывал, когда они встретились: «Зело благодарен я тебе, ротмистр Романов, то бишь генерал Шереметев!» Вот каков мой зять Борис Петрович, — горделиво повернув голову, сказала бабушка. — Вот и ты, Петруша, да и сестрица твоя, вы сидите близ трона — так про этакое-то запоминайте, авось пригодится.
— Думаете, служить царю и Отечеству легко? — продолжала она. — Царь-то молод, скор, словно молния летает. С ним мешкаться — ни-ни. «Не мешкай! Не чини отговорки!» — любимые его словечки… Дал царь приказ: «Взять крепость Мариенбург! Паки и паки!» И всё!..
Взятие Мариенбурга было действительно большой победой Шереметева. Крепость окружена была морем, неприступна, как её взять? Сын фельдмаршала Михаил предложил: пробить брешь в стене и туда устремиться войску. Но на чём плыть? Как доставить снаряды? Пришлось разорить соседнее селение, поломать дома — из брёвен сделали плоты… Осада была долгой. Когда открылись ворота, Шереметев въехал на белом коне, его встречал пастор Глюк, а генерал удивлялся: «Почто так долго не пускали нас? Зачем столько людей погубили?»
— Но была и великая прибыль, — заметила бабушка. — в доме пастора Глюка Шереметев увидал служанку, которая подавала ему кофе, — хороша, услужлива, говорит по-немецки. И Шереметевы (был там и сын Михаил) взяли её к себе: мол, будет «портомоей», солдатские порты стирать… А вот поди ж ты — из портомои-то вышла царю жена, ныне — императрица…
Марья Ивановна не пропускала случая похвалить свой род, поучить уму-разуму будущего наследника и поворчать на выскочку Меншикова.
И тут, словно отзываясь на её мысли, у ворот раздались лошадиное ржание, гвалт и грубые голоса. Она выглянула из окна. Господи, сам Меншиков!
— Где великий князь? Кто разрешил покинуть мой дворец, ехать в Фонтанный дом?
Пётр Шереметев съежился, сестра его перепугалась, но бабушка поднялась во весь рост — лицо её стало высокомерным — и промолвила хозяйским голосом:
— Что стряслось, Александр Данилович? Отчего такая хлопотня?
— Да вот, — гость снизил тон, — Остерман дожидается Петра Алексеевича, а его нет и нет. Учиться надобно.
— Учиться? — усмехнулась бабушка. — А ты знаешь, что твой Остерман учит только арифметике да греческому, а я — про жизнь истинную сказываю.
Меншикова словно приструнили — притих и ласковым голосом пригласил царевича в экипаж. Камердинер усадил всех, и лошади понеслись на Васильевский остров, к Меншиковскому дворцу…