— Забавно говоришь, — засмеялась императрица. — Расспросить челядь… Да разве она правду скажет? А сама что нам поведаешь?
— Ничего, государыня, — я поклонилась… и так и застыла: это не бриллианты играли в волосах императрицы, а крошечные огоньки. Магия?.. Я сообразила, что пялиться так на ее величество, возможно, мне не дозволено, и выпрямилась. — Я не помню, владычица. Вот тут, — я опять приподняла руку, — как отрезало. Не помню я ничего.
Императрица задумалась. Я ждала. Опять боль, на этот раз не такая и сильная.
— Со стола боярина пропало кое-что, — добавила я. — Шкатулка и письмо. Он писал что-то.
— Письмо?
Императрица вздрогнула, и искры полыхнули… о боже, из ее глаз. Такое я видела лишь в мультфильмах. «Посмотри на меня!..» Жутко до дрожи, я и вправду окаменела, будто на меня взглянула Медуза Горгона.
— Что за письмо? Вспоминай, матушка! — нетерпеливо приказала императрица. — Видела ты, что он писал? Знаешь кому?
Я покачала головой. Искренне. Но это ее заинтересовало — может быть, боярин Головин знал, кто обнес казну, может, об этом письмо и было?..
— А, — императрица махнула рукой, зло прошипела что-то сквозь зубы на непонятном мне языке. — Что ты, боярыня, такая… никчемная? — Она поднялась, мы были с ней одного роста, только я — беспомощная роженица, а она — всесильный маг и правительница. Одно ее движение, и я обращусь в прах, одно ее слово, и я обращусь в пепел. — Большая потеря для нас — боярин Головин. Мудр был и знающ.
Она потерла виски. Искорки перескочили на ее пальцы, императрица их стряхнула, словно капли.
— Вот что, боярыня, — медленно и негромко произнесла она. — Коли не врешь про письмо…
Я помотала головой. Да, я его не видела, но знала, что оно было. Свои умозаключения я собиралась оставить при себе.
— Если не помнишь ничего, откуда про письмо знаешь?
Ей вряд ли больше двадцати лет, но я тысячу раз подумала бы, прежде чем заступать ей дорогу.
— Пальцы у боярина в пятнах, — призналась я, — свежих. Перо валялось на полу. И следы были — чернила набрызгали. И шкатулка, она на столе стояла. Когда боярина убили, ее не стало.
Это тоже мои выводы. Шкатулка могла пропасть и раньше. Но — вот и плюс нынешних времен: мои слова не опровергнуть. Почти. Или все равно — слово против слова… против слов. Я рискую.
— Кто этому научил тебя, боярыня? — прозрачные глаза императрицы расширились. Она гипнотизирует взглядом — не столько страшно, сколько неприятно, но лишь неприятно было бы, стой она напротив меня в брендовых шмотках и со смартфоном последней модели. Маг — не конкурент в бизнесе. — Откуда мысли у тебя такие?
Да видишь ли, милочка, я прожила почти полвека в мире, где до соседнего государства можно добраться за два часа, где людям пришивают новые руки, где видят перед собой человека, который находится на другом конце земли… Кстати, Земля не плоская. Я получила образование, стала тем, с кем считаются, я заработала столько денег, что перестала исчислять их тысячами, только десятками тысяч, и так же решала чужие судьбы — почти как ты.
Но ответила я другое.
— Не знаю, государыня. Словно вел меня кто.
Императрица, казалось, потеряла ко мне интерес. Она оставила меня, подошла к окну, постояла там, что-то высматривая. Я же слушала — где стража, которая явилась за мной.
Императрица хлопнула в ладоши несколько раз. А, вот и стража… Но на призыв вбежал тощий франт с животом, размеру которого даже я могла сейчас позавидовать.
— Светлейший где? — недовольно бросила императрица. — Кликни его к нам.
Пузан умчался. Проворен он был, конечно, не чета мне. Светлейший тоже терся где-то поблизости, явно не желая упускать либо царскую милость, либо, если не повезет, царский гнев.
— Ну, князь? — императрица вздернула подбородок, губы ее брезгливо поджались. — С тобой мы потом потолкуем. Ошибся ты, князь. Или оговорил.
Минуй нас пуще всех печалей — как там дальше? Очевидно, на царскую ласку светлейший рассчитывал все же больше.
— Возьмешь сыскного дьяка, стражу возьмешь и дом боярина Головина обыщешь. Искать будешь письма свежие, пятна чернильные, где их быть не должно, и людей, чьи руки пера не касаются. А еще, — императрица покосилась на меня, — шкатулку. Какую — сам поймешь.
Живот мой снова потянуло, я закусила губу. Как бы ни была молода эта девочка, она сидела на троне не зря. Может, ей не двадцать лет, а намного больше, и кажется такой юной она потому, что она маг?