А потом подошло время уезжать. Мне предстояло долгое и утомительное путешествие поездом до летнего лагеря, где меня снова звали Морин, а не Малка, к которой я уже начала привыкать. Спортивных мероприятий оказалось больше, чем я ожидала. Моя работа состояла из множества походов, выездов куда-то с ребятами, бейсбольных матчей и нескончаемого утешения девочек, которые решили, что матери их ненавидят, потому что отослали на лето из дома.
– Матери нас не ненавидят, – объясняла я снова и снова. – Просто они считают, что поступают так, как для нас будет лучше. Всегда ошибаются, но искренне этого не понимают.
Думаю, я не раз и не два помогла восстановить пошатнувшиеся отношения и успокоила несколько взволнованных сердец. Правда, учителя всегда мнят себя немного героями. Может, никто моих усилий и не заметил.
Лечить душевные раны я продолжала и по почте.
Ривка постоянно писала, что ее мать просто в восторге от меня – после моего отъезда только и слышно: Малка то, Малка се. У Малки такой легкий характер. Малка никогда не кусочничает и проявляет интерес к ближним, а не отмахивается от них, как Ривка.
В ответ я написала, что пришла к такому выводу: жизнь главным образом состоит из притворства. Вот я, бессовестная обманщица, выдала себя за члена чужого сообщества. В мой обман поверили. Отсюда можно вынести важный урок: нам непременно нужно разыгрывать для других представление, притворяться, будто мы спокойнее, счастливее, увереннее, чем есть на самом деле.
Ривка ответила, что много думала об этих словах и что я, вполне возможно, раскрыла величайшую Тайну Вселенной.
А примерно через неделю, когда наш лагерь участвовал в серии игр с другим лагерем, я встретила Деклана, который работал учителем в маленьком селении в считаных милях от Россмора, и мы безумно влюбились друг в друга.
Влюбились настолько, что он заявил: по возвращении в Ирландию хочет познакомиться с моими родителями без промедления. И пусть он не был врачом или адвокатом, а всего лишь учителем, как и я, он полностью соответствовал пожеланиям моей мамы: католик, из приличной семьи, да еще и с безукоризненными манерами.
Незадолго до Рождества Деклан сделал мне предложение.
Я не была так уж уверена, что хочу жить в глухой сельской местности и оказаться затянутой в паутину родственных связей, объединяющую его огромное семейство; но все его родственники так тепло меня приняли, да и в те годы ни один уважающий себя мужчина не стал бы ломать устоявшийся уклад ради жены.
Поэтому это сделала я – вышла замуж и переехала в сельскую глушь. Я держала Ривку в курсе всех изменений в своей жизни, а она – подвернулась такая удача – встретила Макса, который хоть и не был стоматологом, зато был успешным бизнесменом – владельцем туристических агентств. Мать Ривки осталась от него в совершеннейшем восторге, поэтому подруга тоже скоро выходила замуж. Но сначала она приехала на мою свадьбу в Ирландию, и это было просто чудесно. Мою мать настолько захватили подбор наряда и то обстоятельство, что в списке гостей целый судья, он же дядя Деклана, что она не допрашивала Ривку по поводу странного имени и даже не заметила, что мама Ривки адресовала свой свадебный подарок «Дорогой Малке».
Ривку в Россморе все сбивало с толку. В церкви она постоянно путалась и называла Пресвятое Сердце Святым. Ее поразила продолжительность церемонии венчания и папского благословения, а также количество женщин, которые предпочли покрыть голову платками и накидками, а не разориться на шляпки.
Она не могла взять в толк, как на свадьбе может быть столько выпивки и столько гостей, настаивающих, что именно их песни нужно спеть непременно…
Но наш праздник действительно превратился в большое событие, и Деклан все время крепко держал меня за руку, и я никогда не думала, что могу быть такой счастливой.
Медовый месяц мы с Декланом провели в Испании, а потом вернулись, чтобы обосноваться в его краях, в гористой местности, где ничего толком не происходило. Поскольку я стала замужней женщиной, мне нельзя было больше работать учительницей, и время потянулось мучительно медленно. Череда однообразных дней прерывалась лишь воскресными обедами у матери Деклана и визитами его сестер, которые каждую неделю интересовались, не беременна ли я.
В том захолустье письма от Ривки стали для меня настоящим спасением. Она советовала, какие книги почитать, и предложила устроить что-то вроде любительской передвижной библиотеки для людей, которые не имеют возможности выйти из дому. Всем очень понравилась моя инициатива. Деклан даже назвал меня одухотворенной личностью.