Дуня озабочено прислушалась к людям и пристальнее уставилась на кабана. Он вышел таким, как ей хотелось, но народ всё больше воодушевлялся, находя сходство с известным им человеком. Она хотела было по-быстрому исправить своё творение, на всякий случай… от греха подальше… но неожиданно завязалась драка между теми, кто смеялся над посадником, похожем на Дуниного кабана, и теми, кто оскорбился за него.
Мальчишки встревожились и потянули девчонок в сторону, к отдельно строящему крепость маленькому Ванюшке с дядькой.
— Надо тикать! — хмуря брови, заявил Алексейка, поглядывая на своих товарищей по улице. У тех горели глаза, но во взрослую драку они не лезли.
— Погоди, надо подправить морду, чтобы… — начала Дуня, но небольшая драка быстро переросла в масштабный махач. Ерёма сплюнул и с досадой посмотрел на боярышню.
— И как тебя угораздило? — тоскливо спросил он.
Вопрос был риторическим, но Маша ответила:
— Она не специально. Мы даже не видели этого Алексея Васильевича.
— Давайте отсюда снежками морду закидаем? — всё ещё надеясь исправить недоразумение, предложила Дуня, но тут какой-то парень попытался врезать по уху бояричу Волку, тот сноровисто уклонился, но попал под раздачу с другой стороны и упал.
— Бегите, — рявкнул Ерёма и влез в драку. — Эх, кто на меня? — заорал он.
— Я бы тоже! — восторженно завопил Алексейка, жадно оглядывая драку, но не забывая уводить доверенных ему девчонок и женщин. Ванюшкин дядька стоял и усмехался, глядя на разошедшихся псковичей.
Дуня же с ужасом смотрела на вояк, от которых валом валил пар. Кто-то махал руками, как мельница, кто-то громко советовал куда бить, кто-то выползал из большой кучи малы, довольно скалясь и отплевываясь. Боярышня понадеялась, что снежную свинью затопчут, но оказалось, что напрасно. Вскоре из толпы выполз Ерёма и вытянул оттуда Семёна Волка. Оба были в разорванных полушубках.
— Давайте-ка домой, — строго произнёс дядька — и никто не возражал. Вскоре мальчишки начали обсуждать схватку Ерёмы и Семёна. Оказывается, оба сумели чем-то удивить ребят. И теперь уже произошедшее не казалось чем-то страшным, но дома, когда наставница начала объяснять, что произошло, всё вновь переменилось.
— Кабан? На Алексея Васильевича? — не поверила боярыня Соломония. Она даже не поленилась одеться и сходить к стене, чтобы посмотреть на снежную скульптуру. Там уже собрался чуть ли не весь город, чтобы увидеть своими глазами аллегорию на посадника. Об этом поведала Соломония.
— Аллегория! — мрачно буркнула Дуня. — Слово-то какое паскудное, — добавила она. — Это происки иноземцев, — сделала попытку всё свалить на них.
Соломония внимательно на неё посмотрела, усмехнулась, а потом развернулась к семье и сказала, как выплюнула:
— А ведь похож мздоимец! Народ не обманешь!
— Бабуль! — воскликнула Дуня. — И ты туда же? Не видела я вашего мздоимца… то есть посадника. Перекреститься могу!
— Ай! Неважно, — отмахнулась она. — Может, оно и к лучшему.
Дуня невольно посмотрела на Машу, и этот взгляд перехватила боярыня.
— Вот и будет повод у Пучинковых ответить благодарностью, а то придумали всё мешать в кучу. Нет уж, сватовство по одну руку — долги по другую! Так будет правильно.
Глава 27
Вечером того же дня к Посниковым забежал человек Пучинковых, чтобы разузнать, из-за чего весь Псков гудит. Выслушал, покивал и побежал обратно, а домашние принялись гадать, чем всё закончится.
Милослава с девочками только сейчас узнали, что буквально перед их приездом псковские посадники своей властью отлучили от службы вдовствующих попов и диаконов. Митрополит и владыка Новгородский были в ярости от этого своеволия. А народ взял и поддержал своих посадников! Церковь же пригрозила псковичам закрыть храмы.
Милослава слушала обо всем этом, прикрывая раскрытый в удивлении рот ладошкой. На Москве-то всё строже! А тут не стесняются дерзкие речи о вере произносить, о роли священников для мирян и их надобности в качестве посредников.
Милослава краем уха послушала эти речи, а после у мужа спросила, почему в Москве так не говорят, ведь ладно же псковичи глаголят. И получила отповедь, что всё это ересь, разносимая попами-расстригами. А в самом Пскове бузят потому, что нет у них собственного владыки.
От Новгорода псковичи отделились, создали свою республику, но остались зависимы от новгородского владычьего двора. А это означало, что суд по многим вопросам, денежные вклады от паствы, содержание, выезды отдавались на сторону. Редкий приезд владыки псковичами воспринимался как праздник, а он собирал подарки и торопился уехать. Бывало, что вместо себя присылал протопопа, который не мог решить накопившиеся вопросы, но разрешение забрать дары имел.