— Спасибо, дедушка! — ничуть не переживая по поводу брюзжания отца Варфоломея, выкрикнула Дуня и поскакала по лестнице скорее к себе, прижимая горшочек к груди.
Ей не терпелось начать украшать стену. А что дед раздобыл только охру, то ничего.
Обойдется она без киновари и сурика, здоровее будет. Разве что сажа пригодится, но её лучше попросить наскрести Любашу.
Не теряя времени, воодушевленная девочка скинула лишнюю одежду и оставшись в одной рубашке, немедленно приступила к творчеству. Она собиралась нарисовать во всю стену дерево и лесных жителей на нём. Из охры можно было получить множество оттенков, а если добавить сажу, то будут ещё сероватые тона. А ещё можно с мелом поэкспериментировать. Этого должно хватить, чтобы получилась неяркая, но интересная фреска.
В первые дни дворовые девки постоянно искали повод, чтобы заглянуть в светёлку маленькой боярышни, посмотреть и доложить старшему боярину о том, что делает его внучка.
Поначалу в доме шушукались о рисовании Дуняши, как о баловстве, но вскоре замысел девочки стал понятен и отдельные штрихи сложились в картину, которая день ото дня становилась краше.
Теперь уже всем хотелось попасть в светёлку девочки, чтобы хоть так приобщиться к маленькому чуду. И немудрено: таких дивных и больших картинок на Руси не было. Каждая Дунина птичка и зверушка на диковинном дереве-цветке были узнаваемы, но в то же время они были не похожи на себя. Вот сова… не такая, как в лесу, а спутать её нельзя. Она кажется умной, даже умудренной! Или волчара… Где ж это видано, чтобы он на задних лапах стоял в засаде на ежа, да ещё с такой предвкушающей мордой? А тут ещё заяц косит хитрым глазом и в лапке держит часы, да не большие, как на кремлёвской башне, а махонькие.
А улыбающаяся улитка размером с ладонь? Или вот ящерка на дереве… еле разглядишь, но на голове у ней маленькая корона! И всё одним цветом… светлая охра, потемнее, ещё темнее и сероватая… Дивно! Невозможно без ярких красок создать красоту, но вот же она и глаз не отвесть!
А главное, стоишь-смотришь, а на душе покойно и никуда уходить не хочется. Из окошка свет льётся и листочки на дереве словно бы живые. Стоишь, смотришь-смотришь — и вдруг замечаешь что-то новое: вон же в корнях дерева мышка с узелком в руках, а в стороне под ворохом упавших листьев крот в смешном колпаке. Бежишь к матушке-боярыне, чтобы похвалиться своей глазастостью, а там узнаешь, что другие гусениц в европейских чепчиках разглядели, и в верхних ветвях солнышко прячется с отеческой доброй улыбкой.
Дуня рисовала две недели и все дни домашние обсуждали её картину. Иногда ей помогала Маша. Девочка с трепетом брала кисть и прорисовывала листочки, как учила сестра, а потом подолгу смотрела на них, удивлялась, что она смогла сделать так красиво.
Мужчинам не было ходу на женскую половину и даже отец там не появлялся, но это не мешало всем всё знать.
С неохотой Дуня прерывалась на походы в церковь, на обучение домашнему хозяйству и чтению единственной в доме книги под присмотром дедова Веденея.
Дед надеялся породниться через внучек с боярским родом более высокого статуса. Сам-то он стоял чином ниже окольничих и даже воевод, хотя с последними уже не так всё очевидно. Но чтобы осуществить задуманное, девочки должны получить хорошее образование. Вот и выделил он им старого Веденея. Тот много где побывал и повидал, а главное, в молодости учился философии в европейском университете и любую книжку объяснить может.
Наконец наступил тот день, когда Дуняша объявила о завершении работы по украшению светёлки. В последние дни она не торопилась, потому что дала Маше задание и сестра шила ей из лоскутков верхнее одеяло.
Мария с девушками собирала из кусочков узор, повторяющий картину на стене. Дуня всего лишь попросила сестру собрать из обрезков, коих накопилось множество, покрывало на кровать, а Маша сама уже усложнила себе работу.
И ведь справилась!
А потом она с дворовыми девушками сделала в таком же духе гору подушечек, и под конец всем девичьим коллективом на окна были водружены деревянные карнизы с занавесками, а на пол брошен сплетённый из верёвки коврик. В будущем плетение усложнится, и это искусство получит название макраме, а пока у Дуни была брошена однотонная и простоватая на вид плетёнка, но она удивительно гармонично сочеталась со всеми новинками в комнатке.
— Девочки, отец Варфоломей настаивает на том, что он должен увидеть ваш рисунок, — обнимая дочек, сообщила Милослава. — Дворня по всему городу разболтала, что вы расписали стену в светелке, как в храме. Слухи пошли…