Дуня впитывала все происходящее, как губка. Ей интересно было слушать чужие разговоры, смотреть на прохожих, помогать что-то делать. Для неё всё было ново. А ещё малышка старалась больше говорить, и ответственная Маша поправляла её, когда та ошибалась. Девочки всё время проводили вместе, а Машина нянька не возражала. Её приставили к Марии в качестве наставницы, и она обучала девочку рукоделию. Потом ей досталась бы в ученицы Дуня, но раз кроха уже пристроилась рядом, то женщина возражать не стала. Маленькая Евдокия не доставляла никаких хлопот.
Но однажды весь двор Дорониных погрузился в траур.
Старшая сестра Мария обнимала Дуняшу за плечики и плакала вместе со всеми. Из разговора Дуня поняла, что с беременностью мамы что-то пошло не так и боярыня потеряла ребёнка. Теперь все затаились в ожидании, выживет ли она сама.
Этот период Дуняша запомнила надолго. Дед ходил хмурый и бросал фразы вроде того, что он говорил, что невестка слабая и надо было родниться с другим родом. За эти слова Дуня грозно смотрела на него и не давалась в руки. Дед кряхтел, ворчал и обиженный уходил в княжеский приказ на работу.
Отец в эти дни посерел лицом и подолгу засиживался в общей горнице, гипнотизируя свечу на столе. На женской половине все притихли и с подозрением поглядывали друг на друга.
А к матери ежедневно приходила лекарка, и тогда все начинали бегать, исполнять её приказания. Дуня крутилась возле неё, стараясь следить за её действиями. Малышка надеялась хоть чем-то помочь, понимая, что у неё есть более современные знания, но это стремление было слишком наивным. Никто её не подпускал к матери, да и слушать бы не стал.
Но, слава богу, лекарка оказалась знающей особой, и впору было Дуне поучиться у неё. Во всяком случае боярыню не только отпаивали травами, но ими же обмывали и даже внутрь делали спринцевание. Вот это остудило Дунин порыв лезть в дела, в коих она понимала поверхностно.
Мама выкарабкалась и все зажили по-прежнему. Дуня и Маша стали не разлей вода. К Машиному обучению присоединился отец Варфоломей, а Дуня продолжала держаться сестры и слушала чему он учит. Учебы в её понимании не было, зато заучивание церковных текстов процветало махровым цветом. Маленькая Маша плакала, когда отец Варфоломей сердился на неё за нерадение и смотрел, насупив брови и тогда Дуня поднимала ор, созывая всех вокруг.
Это работало и постепенно отец Варфоломей умерил свой пыл, но любви к детям ему это не прибавило.
Постепенно Машеньку втягивали в женские повседневные хлопоты и свободного времени у обеих боярышень стало мало. Из дома они выходили, а Дуню несли на ручках, только в церковь. Да, собственно, в Москве таким малявкам ходить было больше некуда.
Когда девочки подрастут, то начнут получать приглашения на девичьи посиделки в боярские семьи и даже в княжеский терем. Общение в этом времени между женщинами оказалось активным. Девушки знакомились со своими ровесницами на посиделках, а выйдя замуж, поддерживали связи при помощи снующих по всем дворам сказительниц-старух и свах. И конечно же, если женщины дружили, то могли зайти в гости, но только на женскую половину.
Больше свободы у маленьких боярышень было в загородном имении, и Дуня часто подбивала Машуню погулять без присмотра. Они убегали ловить лягушек, раков и рыбу, искали речной жемчуг, выкапывали разные корешки и пробовали жарить их на костерке. В эти моменты они наслаждались самостоятельностью, не замечая, что за ними всегда следует их нянька и парочка старых боевых холопов, а убежали они меньше чем на сотню шагов. Так прошли первые шесть лет Дуняши.
ГЛАВА 3
Только на шестой свой день рождения Дуня поняла, что её сознание более не уплывает от усталости и напряжения. За прошедшие годы мама всё-таки родила наследника, и он в длинной рубашечке сейчас сидел вместе с женщинами, пытаясь выстроить башенку из берестяных коробочек.
— Дуняша, опять мечтаешь! — воскликнула сестра и отобрала веретено. — Что ж ты за хозяюшка будешь, если тонкую нить спрясть не можешь!
Дуня улыбнулась и пожала плечиками:
— Машенька, мне всё одно не быть такой же искусницей, как ты!
Сестра попробовала нахмурить бровки, не желая соглашаться с тем, что у Дуняши что-то не получается, но улыбка сама собой полезла на её лицо, потому что приятно было услышать, что она искусница.