Дуня не сразу отреагировала. Ей что, дали разрешение созидать? Вот так просто?
Она недоверчиво посмотрела на строгую настоятельницу, потом на матушку Аграфену. Обе смотрели на неё одинаковым взглядом, в котором прятались пережитые беды и потери, хоронились несбывшиеся мечты и планы, но вперед выступала решимость не дать погаснуть детскому рвению изменить мир к лучшему. Дуню от макушки до пяток осенило осознание этого.
— Я всё сделаю, — взволнованно пообещала она.
— Надеюсь, — строго ответила Анастасия, а потом мягко добавила: — Есть в тебе что-то… хорошее и светлое.
Аграфена подошла, погладила Дуню по плечу, выражая своё одобрение словам сестры.
— И замыслы твои не что иное, как стремление поделиться своим отношением к миру.
Дуня не знала, что ответить на это.
Настоятельница подошла к окошку, постояла там… смотреть сквозь него было невозможно… слюда всего лишь пропускала свет.
— Ты видишь красоту там, где другие проходят мимо, — повернувшись к Дуне, вновь заговорила она. — Я буду рада, если у тебя получится, и разочарована, если твои слова и чаяния окажутся пустышками.
— Я… сама в себе разочаруюсь. Только у меня мало опыта по воплощению мыслей в жизнь, — отчаянно краснея, призналась Дуня.
— Всё придёт со временем, — улыбнулась игуменья и подёргала за веревочку. Тут же в покои заглянула девушка и Анастасия велела ей проводить Дуню в келью.
Оставшись наедине с сестрой, она долго молчала, прежде чем спросить:
— Что скажешь?
— Милослава не скупилась на наставников. Речь у внучки грамотная и чувство красоты есть.
— Милослава всегда была разумницей, но никогда не прыгала выше своей головы. А Евдокия другого поля ягодка. Не знаю, что вырастет из неё, но сейчас она несёт в своей душе божью искру.
— Вот оно как…
— Подобное нередко встречается среди детей, — губы Анастасии горько искривились. — Мы сами были такими…
Аграфена подошла к сестре и ободряюще сжала её ладонь.
— …но мало кому удаётся сохранить свет души, взрослея, — закончила Анастасия. —
Слишком много бед и невзгод вокруг.
— Но мы же защитим свою кровиночку?
— Пока она здесь, мы будем оберегать её, как и любое другое дитя, а дальше…
— Пути Бога неисповедимы.
— Да.
ГЛАВА 10
Дуняша за пару недель проживания в монастыре многое успела сделать. Глафира-трудница, к которой её поселили, взяла на себя хлопоты по стирке и уборке кельи. Хотя казалось бы, что там прибирать, если кроме топчана и небольшого сундука ничего не стояло? Но постеленный на топчан травяной матрас требовал ухода, как и любая перина. Глафира, возвращаясь после утренней молитвы, каждое утро ворошила подушки, набитые пухом рогоза, разбивала комки и выставляя их на нагревающийся солнцем подоконник. Потом девушка слегка потряхивала матрас, проверяя не слежался ли он и не начала ли сыпаться травяная пыль.
Дуня знала, что для таких постелей используют осоку или солому и лишь малую часть пахучих трав, но никогда не видела, как ухаживают за ними. Ей казалось, что это недолговечная вещь, но Глафира сказала, что если сделать два матрасика из разных видов осоки, да ещё до её цветения и при сушке не полениться, поворошить, то такая постель прослужит целый год.
Каждый день Глафира мела или протирала влажной ветошью пол, а вечером приносила таз с водой и помогала обмыться Дуне перед сном. Утром боярышня бегала во двор и самостоятельно дрызгалась у колодца. Вот такой нехитрый, но требующий определенных Глафириных трудозатрат сложился у Дуни быт.
Зато кормили тут всех организованно и это высвобождало много времени всем женщинам.
Дуне всё очень нравилось, и она с воодушевлением взялась за работу, расписывая трапезную или крутясь во дворе, вкладывая свою долю стараний в его благоустройство.
Игуменья одобрила эскиз цветочного орнамента в трапезной, лишь попросив добавить птичек, чтобы разбить схематичность общего рисунка. Ещё настоятельница засомневалась было, увидев, что Дуня хочет использовать ограниченное количество цветов, но согласилась, что так глазу спокойней, да и дешевле.
Она же подтвердила девочке, что эта трапезная предназначена исключительно для паломников и находящихся в нужде людей. Монахини же принимали пищу в закрытой для других трапезной, и Дуне туда не было хода.
А когда дочка Милославы принесла Анастасии рисунок монастырского комплекса, где особо детализирован был двор, который пока существовал только в голове боярышни, то у игуменьи даже перехватило дыхание.