мужей втягивать в это. Женским умом всё решим, а потом уже надавим на остальных.
— Ишь ты какая! — воскликнула Милослава и засмеялась. — А и верно, Дуняша. Сами
красоту оценим и решим, как дальше быть. Но что делать, если боярыня Евпраксия Елизаровна
себе такую же красоту домой захочет?
Дуня пожала плечиками, всем своим видом показывая, что нет проблем.
— В её светёлке мне не зазорно бывать.
— И то верно, девушки будут вышивать, а ты рисовать.
— А я? — жалобно спросила Маша.
— А ты покажешь, как такое чудное одеяло сотворила. Как выложила разноцветные кусочки
и прошила видно, а что внутри?
Маша расцвела и принялась объяснять. Милослава слушала и улыбалась. Конечно, девушки
уже рассказали ей, как щипали и раскладывали тонким слоем овечью шерсть, стегали и только
потом соединяли с изукрашенной верхней частью и шёлковой нижней. Боярыня не сразу
поняла, почему младшая дочь называет одеяло верхним, но потом пощупала и согласилась, что
оно только для красоты.
— Так надо сейчас послать кого-нибудь к Кошкиным и договориться о встрече сначала с
Иринкой, — нахмурив брови, решительно произнесла боярыня и подошла к окну. — А если она
зазовет к нам Евпраксию Елизаровну, то тогда посмотрим, что делать дальше.
Милослава поводила пальчиком по удерживающей слюду рамочке и вздохнув, пожаловалась:
— Ох, чую я, что отец Варфоломей недобро настроен.
Дочери кивали и с надеждой смотрели на неё. Милослава поджала губы, а потом решительно
произнесла:
— А отцу и деду сегодня же покажем созданную вами красоту!
Боярышни тут же помчались вниз ждать деда и отца с работы. А Милослава перекрестилась
и покаялась строго смотрящему на неё Николе Чудотворцу:
— Прости, что нарушаю порядок в доме! Не знаю, как иначе защитить светлые детские
души…
ГЛАВА 6.
— М-да, дивно! — в который раз повторял боярин Еремей, покачивая головой и опасаясь
ступить сапогом на простенький светлый коврик возле постели внучки.
Он степенно оглядывал светёлку и не находил слов, чтобы выразить свои эмоции. Роспись на
стене была хороша, но не только она создавала уют в комнатке. Большие окна, украшенные
полотном, богатое покрывало на кровати, натёртый маслом вещевой сундук, лаконичный
деревянный столик и чудное креслице, сделанное по запросу Дуняши… а ещё множество
мелких вещичек… всё вместе выглядело цельным, удобным и благостным.
— Лепо! Ну до чего же лепо! — в восторге вторил вернувшийся из поездки по княжеским
делам отец Дуняши и едва удерживался, чтобы вновь не подхватить дочку на руки и не
расцеловать.
— Внучка, а это что же такое? — Еремей и сам видел, что это полки, но какие-то странные.
Их было много, они расположены одна над другой и ещё поделены на квадраты. В каждом
отделении положено что-то важное для внучки и вроде бы много всего, а порядок.
— Это? — девочка смутилась. Вводить слово стеллаж ей не хотелось, а как по-другому
назвать не придумывалось. — Не знаю, деда, — призналась она. — Но очень удобно ставить
туда короба с тряпочками и нитями, кисти, разведённые краски или вот в корзинках разложены
осенние дары, что мы с Машей и Ванюшей в имении собрали.
— Вижу. Ладно всё получилось.
— Деда, я думаю, что если у тебя в приказе сделать тако же во всю стену, то свитки удобнее
хранить будет.
— Ишь, думает она, — хмыкнул Еремей.
— А что, — подключилась Маша, — всё стену с полками использовать, как карту нашего
княжества и раскладывать свитки соответственно карте, а не абы как!
Дьяк открыл рот и выпучил глаза, а потом со стуком закрыл. Медленно повернулся к стене с
полками, мысленно себе что-то представил и перевёл взгляд на Машку:
— Это ты сама придумала?
— Про карту? — отчего-то уточнила она.
— Да.
— Про карту — сама.
— А не про карту? — с подозрением спросил Еремей.
— Дуняша сказала, чтобы я себе подобно же во всю стену сделала, только с дверцами, и
каждую подписала, чтобы не путаться, где какой рисунок для вышивки лежит и нити разложить
по ящичкам.
Дуня улыбнулась, видя Машино оживление. Сестра говорила, возбужденно поводя кистями
рук, будто дирижировала оркестром.
— Ишь, какой порядок задумали у себя сделать. Экие вы у меня разумницы. А мне, значит, карту посоветовала… По середке положить свитки московских служивых, по краям