подмосковные, а далее…
Еремей потыкал пальцами, мысленно определяя, куда следует положить свитки с именами
служивых из Коломны, Дмитра, Каширы…
— Умно, отец! — одобрительно воскликнул молодой боярин Вячеслав и подмигнул
раскрасневшейся от волнения жене с дочерями.
Еремей оглаживал бороду и опять качал головой, не в силах выразить своё удивление.
— Стило… иль нет? — ткнул он пальцем на палочки, обмотанные кожаным шнуром.
— То для рисования, — Дуня подскочила и вытащив с полки свиток, на котором она делала
эскиз, положила на столик и в несколько штрихов обозначила силуэт кошечки.
— Дивно, — повторил боярин и после того, как рассмотрел силуэт, взял в руки палочку.
Покрутил, наклонился и провёл черту по бумаге. — Удобно, но мягковат стерженёк!
Дуня тяжко вздохнула. Она сама знала, что карандаш у неё не получился. Уж они с Любашей
пробовали сажу смешивать с глиной и запекать, потом сажу растирали с воском и клеем… кое-что получилось, но не для продажи. Нужен был графит, а о нём никто не слышал. А Дуняша
уже успела помечтать, как она организует карандашную мастерскую, но пришлось
распрощаться с этой мыслью. Одна радость: обошлась без свинцовой палочки, воспользовавшись обожжённым в печи стержнем из сажи с белой глиной, а то от свинца на
пальце какая-то бяка образовалась.
— С окошка не дует? — обеспокоенно спросил дед. — Волоки ты не захотела ставить, а с
ними всё теплее было бы.
— Я в щели тряпичных обрезков подоткнула, а на ночь полотном завешиваю, так что не
дует.
Боярин подошёл, поводил ладонью возле окна и удовлетворенно кивнул. Вновь повернулся к
изукрашенной стене и увидев что-то новое, крякнул:
— Ну и затейница ты, Дуняшка! А это что? — Еремей пригляделся и увидел, что в дальнем
углу сундук не просто так поставлен на бок. Он-то, грешным делом, подумал, что хозяюшка
светлицы не придумала, куда поставить второй сундук и задвинула подальше. Боярин подошёл
и к своему удивлению убедился, что дверцы у сундука переделаны и теперь его не поставишь, как должно.
— Ерунда какая-то! — хмурясь пробормотал он и потянул за одну из створок. Та легко
поддалась и взгляду боярина предстала висящая на поперечной перекладине одежка. Каждая
рубаха, сарафан, летник и всё остальное покоилось на хитро сложенных деревяшках.
— Что это? — опешил дед.
— Короб для одежды.
— Я понял, но зачем?
— Чтобы ничего не сминалось и увидеть сразу, не завелась ли моль. Да и удобно…
— Ой-ли! А не из-за лени ли ты это выдумала? Следить за вещами в сундуках — женская
повинность, а коли так висеть будет, так чем тебе заниматься?
— Деда! — обиженно воскликнула Дуня, и Машка поддержала её возмущенным взглядом.
Милослава же закусила губу, опасаясь, что батюшка Еремей повелит не портить сундуки ставя
их на бок.
Боярин погрозил пальцем, пряча улыбку в бороде и обратился к сыну:
— Погостили на женской половине и хватит. Пошли-ка, поговорим, да и вечерять пора.
Милослава проводила свекра с мужем, а сама подозвала посланницу, вернувшуюся от
Кошкиных.
— Ну?
— Внизу Ирина Владимировна дожидается. Я её тайком провела, чтобы она тишком всё
посмотрела и боярыне Евпраксии Елизаровне доложила, что видела.
— Ишь ты, тишком посмотреть? Осторожничает Кошкина, — нахмурилась Милослава. —
Ну что ж, веди нашу гостью, да скажи Парашке, чтобы у меня в светелке собрала наливочек с
закускою. Посидим с Ириной…
Милослава замолчала и, коротко глянув на замерших дочерей, вновь окрикнула недавнюю
посланницу:
— Ты Парашке скажи, чтобы в дар Иринке подготовила шкурку… ту, что мне на ворот
оказалась мала.
— Все скажу, матушка… побежала я, а то гостья заждалась.
Милослава тяжело вздохнула и с досадой молвила дочерям:
— Ничего толком не сказал наш боярин-батюшка.
— Но дедушке всё понравилось, — возразила Маша.
— Понравилось, — кивнула Милослава, — но будет дожидаться слова отца Варфоломея, —
боярыня ещё что-то хотела добавить, но посмотрев на девочек, ограничилась коротким: — Как
тот скажет, так и будет.
И видя, что девочки расстроились, погладила их по головам:
— Ничего, мы же не сидим сложа руки? Сейчас Ирину уважим, а она в тереме Кошкиной за
нас слово скажет. Вот у нас сильная заступница и появится.
Послышались голоса, а к Милославе подбежала Парашка, чтобы накинуть поверх горничной