кроме работодателя никто не заметил, что её больше нет.
—Правильно поняла! — раздался возле Тони голос.
Она вздрогнула и начала оглядываться, но повсюду бродили всё те же серые тени, такие же
никчемные души, как она.
— Мир меняется, и зла на Земле больше не будет, — торжественно объявил голос.
— Да? Это здорово, — искренне обрадовалась Тоня.
— Светлые души получат больше сил и возродятся, — продолжил голос.
— Это хорошо, — кивнула Антонина и вновь была искренна. А ещё была счастлива, что с
ней хоть кто-то заговорил. — А я? Что будет со мной?
— Ты не злая и гневливая, — констатировал голос, — не завистливая, не спесивая, не
ленивая.
Тоня замерла и слушала, боясь пропустить важное для себя, но вот это «не» чуточку
насторожило её.
— За всю свою жизнь никого не убила, не обидела, не оскорбила, не украла и не сделала
подлости.
Антонина оказалась права, это «не» звучало осуждением. Вроде дурно о ней не говорят, но
кроме разочарования ничего не чувствуешь. А ведь всегда считала себя хорошим человеком, а
тут получается, что она всего лишь не плохая!
— Однажды ты совершила поступок. Принесла брошенного котенка домой, — произнес
голос, но Тоня вынуждена была признаться:
— У мамы оказалась аллергия и мне пришлось вернуть его туда, где взяла, — прозвучало
жалко.
Но в те времена не было приютов для животных, да и откуда девочке было знать о том, что
делать с никому не нужным котенком. Она сделала тогда, что могла: спросила у соседей, не
нужен ли им котик, позвонила одноклассникам… Тоня хорошо помнила своё бессилие, выпуская из рук тёплый комочек. На всю жизнь запомнила — и больше никогда не подходила к
животным, чтобы случайно не обмануть их доверия, как в детстве.
— Ты взялась расписать стены старого детского садика, но не довела до конца…
— Мама сказала, что надо мной все потешаются, потому что я сама купила краски и за
работу ничего не попросила. А она даёт мне деньги не для того, чтобы я…
Голос больше ничего не говорил, и Тоня понимала — почему. Она больше никогда никуда
не лезла со своей инициативой, да и не требовалось больше. А если помогала кому-то, то
только в своих мечтах. Уж там-то она разворачивалась во всю!
Молчание затягивалось и Тоне показалось, что она опять будет бродить в безвременье целую
вечность.
— Я дам тебе шанс, доказать, что ты полезна миру.
— Спасибо. А что мне надо будет делать?
— Зажигать в сердцах людей свет.
— Но как? — опешила Антонина. — Что я могу?
— Ты займешь место в одном из своих перерождений, и когда я увижу, что твоими
стараниями зажегся свет в чьей-то душе, а в мире стало светлее, то твоё будущее будет
пересмотрено.
— Ох… как же это…
Душа Антонины заметалась.
—…но разве можно в прошлом что-то менять? — вырвалось у неё.
— Это твоя задача, а об остальном не думай.
— Но…
Тоня понимала, что сейчас самое время задавать умные вопросы, но она слишком
разволновалась, а тем временем вокруг всё стало исчезать, потом её окутала темнота и тут же
вытолкнуло в свет.
— А-а-а-а-а, — закричала она, почувствовав удар по попе.
— Какая крепенькая девочка! Красавица! Иди к мамочке, — засюсюкал кто-то.
ГЛАВА 2.
— Какие у нас умненькие глазки, какие крепенькие ручки… — раз за разом слышала
Антонина и фыркала.
Ну, где там ум они приметили, если у неё всё в глазах расплывается, причем как зрительно, так и в мыслях.
Но в рассеянности сознания было спасение, потому что ощущать себя младенцем было
тоскливо, странно и… противоречиво.
Этот период остался в её памяти отрывками. Она запомнила ласковые руки и голос мамы, басовитое жужжание отца и грубоватый голос деда. Как бы Тоня ни пыталась сосредоточиться
и напомнить себе, что является младенцем только внешне, каждый раз таяла и испытывала
эйфорию при контакте с близкими. Она буквально погружалась в чистую, ничем не
замутненную радость и это было волшебно.
Мама, отец, дед часто брали свою кровиночку на руки и носили по дому, воркуя над ней.
Тоня от души дрыгала ножками и умилялась радостным возгласам взрослых. А ещё ей
нравилось касаться своими крохотными пальчиками лиц родных. Они от этого впадали в экстаз
и даже суровый дед восторженно лепетал всякие глупости.
Ещё были няньки и какие-то старухи. Их Тоня невзлюбила сразу. От них дурно пахло, но все